Читаем Олег Вещий. Великий викинг Руси полностью

Границы устного предания о смерти Олега отделены от летописного повествования фразами «и помяну Олегъ конь свой, иже бе поставил кормити и не вседати на нь» («и вспомнил Олег коня своего, которого прежде поставил кормить, решив никогда на него не садиться») в начале и «И плакашася людие вси плачем великим…» («Оплакивали его все люди плачем великим…») в конце. Иными словами, начало и конец всего рассказа о смерти представляют собой обрамления, сделанные летописцем для того, чтобы вписать предание в контекст летописи. Почему можно сделать такое предположение?

Со времён А. А. Шахматова замечено, что фраза, предваряющая легенду о смерти Олега в Повести временных лет — «И живяше Олегъ миръ имеа ко всем странамъ, княжа в Киеве. И приспе осень, и помяну…», — буквально повторяет фразу, с которой в летописи начинается рассказ о гибели преемника Олега, князя Игоря: «Игорь же нача княжити въ Кыеве, миръ имея ко всемъ странамъ. И приспе осень, и нача мыслити на деревляны…» А. А. Шахматов полагал, что такое повторение было механически перенесено летописцем в рассказ о смерти Олега из рассказа о смерти Игоря (читавшегося в гипотетическом Начальном своде)[385]. Игорь действительно погиб осенью во время полюдья, и этот факт можно считать вполне достоверным. С другой стороны, слова о княжении, «мир имея ко всем странам», и в случае Игоря, и в случае Олега стоят в тексте летописи после рассказов о заключении мирных договоров с греками в 911 и 944 годах (и соответственно до рассказов о смерти обоих князей). Стандартный характер формулы в данном случае обусловлен самой структурой летописного повествования. Но если в гибели Игоря именно осенью сомневаться не приходится, то насколько достоверно аналогичное известие применительно к Олегу?

Весь рассказ о смерти Олега помещён составителем Повести временных лет в летописную статью 6420 года. В начале этой статьи говорится о заключении договора с греками и приводится его текст, затем рассказывается о пребывании русских послов в Константинополе и их возвращении на родину и потом следует легенда о смерти Олега. Статья 6421 года открывается словами: «Поча княжити Игорь по Олзе», то есть «после Олега начал княжить Игорь». Договор датирован 2 сентября 6420 года, то есть 911 года от Рождества Христова. Нет сомнения, что летописная статья 6420 года также подразумевает именно сентябрьский стиль эры от Сотворения мира (год начинался 1 сентября). Поскольку сентябрьский 6420 год длился с 1 сентября 911 года по 31 августа 912 года, а Олег умер осенью, то, значит, время его смерти следует датировать осенью 911 года. Это, со всей очевидностью вытекающее из летописного текста, наблюдение сталкивается, однако, с некоторыми противоречиями, отмечавшимися исследователями. Но противоречия эти на самом деле мнимы.

Историк литературы Аркадий Иоакимович Лященко (1871–1931), посвятивший легенде о смерти Олега специальную работу, отмечал, что «на пребывание послов в Царьграде после подписания договора (они осматривали святыни византийской столицы. — Е. П.), переезд их в Киев, доклад князю, наконец — на самый короткий период миролюбивой политики Олега в конце его княжения требовалось бы никак не меньше месяцев четырёх-пяти. Таким образом, если вполне следовать сообщению летописца, то придётся отнести время смерти Олега не на осень, а скорее на начало зимы. Но этому противоречит самая обстановка смерти Олега, которого могла ужалить змея не зимою, а скорее осенью или летом. Что Олег умер осенью, и говорилось, по всей вероятности, в народном предании»[386]. Примерно так же рассуждал и Дмитрий Сергеевич Лихачёв в своём комментарии к Повести временных лет: «Русские послы оставались в Царьграде некоторое время для его осмотра. Затем послам Олега требовалось некоторое время на возвращение в Киев… Ясно отсюда, что слова "и приспе осень" относятся к следующей осени — не 911 г., а 912 г. н. э. того же 6420 г. от "сотворения мира"»[387]. В последнем рассуждении учёный априори исходит из предположения, что летописец при описании событий IX–X веков использовал исключительно мартовский календарный стиль эры от Сотворения мира, согласно которому 6420 год продолжался с 1 марта 912 года по 28 февраля 913 года. В этом случае смерть Олега действительно можно отнести к осени 912 года, но тогда остаётся непонятным, почему летописец включил текст точно датированного договора с греками в статью 6420 года, а не предшествующего 6419-го, если действительно пользовался мартовским стилем. Только из-за того, что такая дата стояла в оригинале и он был не в состоянии перевести сентябрьский стиль на мартовский, действуя чисто механическим образом?

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное