Олег Вещий. Великий викинг Руси

В Новгородской первой летописи содержится такое сообщение о смерти Олега (датированное условным 6430 годом): «Иде Олегъ к Новугороду, и оттуда в Ладогу. Друзии же сказають, яко идущю ему за море, и уклюну змиа в ногу, и с того умре; есть могыла его в Ладозе»[391]. Итак, Олег «ушёл» в Новгород, а потом в Ладогу, другие говорят, что за море, и «клюнула» (укусила) его змея в ногу, и от этого он умер, и в Ладоге сохранилась его могила. А. А. Шахматов, полагавший, что в тексте Новгородской первой летописи отразились более ранние этапы древнерусского летописания, нежели Повесть временных лет, считал, что первоначально существовало два варианта предания о месте смерти Олега — одно «за морем» и второе в Ладоге, а в тексте Новгородской первой оба варианта были искусственно совмещены: «Иде Олегъ к Новугороду и оттуда за море, и уклюну змиа в ногу, и с того умре» и «Иде Олегъ к Новугороду и оттуда в Ладогу и тамо умре, есть могыла его в Ладозе». Указание же на Щековицу было привнесено в летописную традицию составителем Повести временных лет[392].

Заметим, что в сообщении Новгородской первой летописи ничего не говорится о пророчестве, а сообщается только о том, что Олега укусила змея и от этого он умер.

Получается, что предание сохранило варианты места смерти князя и указание на её причину, в то время как сам сюжет о пророчестве стал известен только составителю Повести временных лет, приурочившему описываемые события к Киеву. Таким образом, «в рассказе Новгородской летописи сюжет смерти Олега свёрнут до одного мотива — укуса змеи; уже поэтому нельзя считать её текст первоначальным»[393]. И с этим наблюдением можно согласиться. По-видимому, местная традиция связывала с именем Олега разные локусы, что и нашло отражение в летописании. В Киеве — это была гора Щековица[394], в Ладоге — другая «могила», вариант же со смертью за морем можно, по-видимому, считать принадлежностью устной традиции, связавшей древнерусскую легенду с древнескандинавской[395] (об этом ниже). Кстати, курган, называемый «Олеговой могилой», в Ладоге существует и в наше время.

Наличие у Олега сразу двух «могил» — в Ладоге и на киевской Щековице — может объясняться не только местными легендами. Под словом «могила» в Древней Руси могло подразумеваться не только захоронение, но и поминальный холм, насыпь для совершения тризны. Когда в древнерусские города «дошла весть о смерти князя за морем, то в честь его должна была быть совершена тризна, для которой необходимо было насыпать "могилу". Эти могилы и сохранили названия Олеговых до времён летописцев киевского и новгородского, которые, исходя из факта существования этих могил, и пришли к утверждению, что Олег умер на Руси (в Киеве или в Ладоге). В словах летописца новгородского чувствуется, однако, какое-то сомнение и недоумение, как согласовать два известных ему свидетельства: рассказ о смерти Олега за морем и существование его могилы в Ладоге; в тексте своей летописи он сохранил оба свидетельства»[396].

Замечу, что этот момент лишний раз свидетельствует в пользу внимательного отношения летописцев к имевшемуся у них фактическому материалу, который сводился воедино. Между тем «могилы», представлявшие собой особые по размерам и/или значению погребальные насыпи, могли обозначать и крайние пределы владений Олега: «Одна из них — в Киеве, стольном городе, другая — в Ладоге или рядом с ней, первоначальным стольным городом». Следует иметь в виду, что именно Ладога и Рюриково городище являлись первоначальными экономическими и политическими центрами нарождавшейся Руси на севере, именно отсюда начинались важнейшие торговые пути, в том числе и Путь из варяг в греки. Известие о существовании «могилы» Олега в Ладоге свидетельствует о древности этого явления, поскольку уже в середине X века роль ведущего центра на севере переходит к Новгороду. Следовательно, «могилы» маркировали две важнейшие точки «государствообразующей оси» на Пути из варяг в греки, север и юг, как раз и объединённые властью Олега[397]. Это наблюдение чрезвычайно существенно для понимания символического значения курганных сооружений, выполнявших важные коммеморативные функции.

Необходимо подчеркнуть и факт захоронения (реального или символического) князя именно на горе. Возвышенные места, видимо, выполняли определённую роль, наделяясь символическим смыслом и подчёркивая статус погребённого. На горе хоронят Аскольда, на горе же устраивают и «могилу» Олега. Первые киевские князья, Кий, Щек и Хорив, также «сидят» на горах. Именно горы в народной традиции сопрягались с образами князей и правителей. Итак, на летописные сообщения о месте смерти (и захоронения) Олега могли повлиять не только устные предания, но и конкретная топография. Именно такое топографическое указание и находится в заключительной части рассказа о кончине князя в Повести временных лет.