Оленья кавалерия или смерть от кота своего…

Противники столкнулись на водах Сунгари 16 июня 1654 года, примерно в 60 км южнее современной границы России. Первопроходцев было немногим более трёх сотен, войско Шархуды насчитывало в три-четыре раза больше. Обе стороны вели активную разведку, захватывали «языков», и встреча не стала неожиданной ни для русских, ни для маньчжур.

Однако для казаков неожиданностью явилось большое количество ружей у противника и слаженность действий стрелков. Как вспоминал тот день Онуфрий Степанов: «Про Шингалу-реке нас встретила богдойская большая сила ратная со всяким огненным стройным боем…»

Тем не менее, казаки храбро атаковали многочисленного и хорошо вооружённого противника. Первопроходцы были не только боеспособными, но и умелыми людьми, в низовьях Амура при помощи одних топоров они построили чёртову дюжину «стругов», крупных речных кораблей, оказавшихся крупнее тех, что имели маньчжуры на Сунгари. Командир корейских стрелков Пён Гып описал казачьи суда как «очень большие».

И первая русская атака оказалась удачной, речную флотилию маньчжур разгромили. Онуфрий Степанов описывал начало сражения так: «И с тою богдойскою силою дело поставил, и божиею милостию тех богдойских ратных людей из стругов на берег выбили…»

По корейской версии именно командир стрелков Пён Гып убедил «барона» Шархуду заранее подготовить укрепленные позиции на высоком берегу Сунгари, куда и отступило маньчжурское войско после первой успешной атаки русских. Казаки попытались продолжить натиск, высадившись на берег. Но там они попали под огонь пушек и корейских стрелков, укрывшихся за земляными валами и «турами», как наши предки именовали полевые укрепления – ряды плетёных из прутьев высоких цилиндрических корзин, заполненных песком.

Онуфрий Степанов описывал эти минуты так: «И на берегу те богдойские люди стали в крепком месте, из-за валов учали с нами драться. Билися богдойские люди из большево бою, из пушек и пищалей, а били оне из тех пушек по нашим судам, а дралися оне из-за туров и из-за увалов земляных. И на том приступе многих наших людей на том бою ранили…»

В тот день, 16 июня 1654 года русским первопроходцам фактически впервые пришлось столкнуться с регулярной армией. Даже более регулярной, чем лучшие армии Западной Европы той эпохи. Не зря Онуфрий Степанов в описании сражения на Сунгари отметил не только большое количество огнестрельного оружия у противника, но и его одинаковую униформу, и поразительную слаженность действий. Он отметил, что войско врага чётко делилось на «роты» (Степанов использует именно этот кажущийся нам современным термин), каждая «рота» имела отдельное знамя и её бойцы были одеты в одинаковые доспехи-«куяки» и «камковые», то есть шёлковые куртки под цвет соответствующих знамён. «Ротами ж стоят, каково знамя, такие на них и куяки биты на камке на тех людех, и та вся у них драка учёная…» – писал о противнике атаман амурских первопроходцев.

«Длинноносые» и «большеголовые»

Русская атака захлебнулась под частым огнём маньчжурских пушек и корейских стрелков в одинаковой униформе. «И нам с теми богдойскими людьми дратца стало невозможно, потому что пороху и свинцу нет…» – так объяснил Онуфрий Степанов решение об отступлении. Казаки действительно испытывали нехватку боеприпасов, ведь их ближайший источник находился в Якутске, путь к которому с Амура занимал тогда более полугода. В таких условиях бойцы Степанова решили не продолжать атаки хорошо укреплённых позиций. Казачьи «струги» пошли вниз по Сунгари, возвращаясь на Амур, по словам Онуфрия Степанова, «хлебом гораздо нужны», то есть без продовольствия.

Потери маньчжурского войска по данным корейского командира Пён Гыпа составили четыре сотни убитых, больше общего числа казаков. Однако в Пекин и Сеул с берегов Сунгари отправились известия о большой победе и полном разгроме «северных варваров». В реальности отряд Степанова, хотя и имел много раненых корейскими пулями, но полностью сохранил боеспособность. Хитрый «нань» Шархуда был далёк от победы, но всё же достиг первого стратегического успеха – сумел остановить продвижение казаков к югу от Амура и оставил их без «хлеба».

Пока Шархуда продолжал строить укрепления в устье Сунгари, отряд корейских стрелков вернулся на родину. В следующем 1655 году Пён Гыпа с почестями принял сам корейский «ван»-король Хёджон, он не столько расспрашивал командира о боях с неведомым «северным врагом», сколько прикидывал возможность восстания против маньчжурского императора. Поднять мятеж против Пекина корейский король так и не решился, а единственными сведениями о русских в «Стране утренней свежести» стал лишь рассказ Пён Гыпа об их «свирепости» и необычно длинных носах…