И «товарищество по жене» давало чукчам дополнительных родственников – главный ресурс для выживания в полярной тундре. Показательно, что при создании такого «товарищества по жене» аборигены Чукотки применяли те же свадебные обряды, что и при создании обычной парной семьи. Поэтому «товарищи по жене» у чукчей считались самыми близкими родичами. Например, в их традициях обычай кровной мести был обязателен к исполнению только для родных и двоюродных братьев, отцов и сыновей. Но также он был обязателен для всех мужчин, состоявших в одном «брачном союзе» – за смерть «товарища по жене» они обязаны были мстить точно так же, как за кровного брата, отца или сына.
Люди, вступившие в «товарищество по жене», обязаны были оказывать друг другу любую необходимую помощь и поддержку, а все дети, родившиеся в таком «брачном союзе», считались родными братьями и сестрами, и не могли вступать между собой в брак. По наблюдениям путешественников и этнографов, «товарищами по жене» обычно становились хорошо знакомые люди, соседи и родственники – чаще всего двоюродные и троюродные братья. При этом родные братья, напротив, никогда не вступали в такой «брачный союз» – ведь, согласно первобытной морали аборигенов Чукотки, они и так уже были кровными родственниками и такой союз им ничего дополнительно не давал.
«Товарищами по жене» преимущественно были лица одного поколения. «Разница в летах при групповом браке не пользуется одобрением», – сообщает Владимир Богораз, описывая семейную и половую мораль чукчей.
Русскими первопоселенцами-«старожилами» Колымы и Чукотки, исповедовавшими строгое православие, такой групповой брак изначально воспринимался как разврат. Но более века выживая в дальневосточном Заполярье оторванными от остальной России и бок о бок с чукчами, русские «старожилы» невольно восприняли и этот противоречащий христианской морали обычай. «Все русские женщины, вышедшие замуж за чукоч и живущие на тундре, – писал 120 лет назад Владимир Богораз, – должны, конечно, подчиняться правилам группового брака. Одна из этих женщин, пожилая вдова, с гордостью сообщила мне: “Мой муж никогда не отдавал меня обыкновенным людям, только самым лучшим”, – и она перечисляла очень много имен…»
«Многие русские семьи состоят в таком же родстве с чукчами, – продолжает Богораз, – но только одни лишь чукчи смотрят на это родство как на групповой брак. Русские же, напротив, склонны видеть в этом лишь легкое поведение женщин, желающих дёшево получить убитых оленей…»
Век назад российское общество всё ещё не могло воспринять чукотский обычай группового брака иначе чем разврат. И в 1912 году штабс-капитану Николаю Каллиникову, исследователю Чукотки и автору книги «Наш крайний Северо-Восток», пришлось пояснять российским читателям об особенностях чукотской морали: «Они смотрят на удовлетворение полового чувства как на простое удовлетворение человеческих естественных потребностей. Проституции в европейском смысле слова между чукчами нет, нет и ревности…»
Отсутствие у многих обитателей Крайнего Севера привычной европейцам ревности удивляло многих очевидцев. Проживший десять лет радом с чукчами Владимир Богораз утверждал, что «знал только одну семью, которая жила на тундре и не вступала в брачный союз». Это была семья русского «старожила», родившегося на берегах Колымы, говорившего по-чукотски и жившего по чукотским обычаям. Он даже женился на чукотской женщине, но у него не было «товарищей по жене». Как сам он объяснял Владимиру Богоразу: «У меня ревнивое сердце – лучше уж я буду один, без товарищей по жене…»
Впервые с подобным отсутствием ревности и иным восприятием половых контактов русские столкнулись на Чукотке ещё в начале XVIII столетия, во время походов против её воинственных аборигенов. Чукчи тогда отличались среди иных народов Дальнего Востока небывалой боеспособностью и размахом грабительских набегов. В 1742 году командовавший походами против «немирных чукоч» якутский воевода Дмитрий Павлуцкий, понимая всю сложность войны с таким противником, принял ряд мер, исходя из привычной русским людям психологии.
В частности, он запретил своим солдатам и казакам любые половые контакты с пленными чукотскими женщинами. Воевода Павлуцкий учитывал привычный ему европейский менталитет – понимая, что всякого противника ожесточает и заставляет упорнее сражаться любое посягательство на его женщин. Но, поведя своих бойцов вглубь Чукотки, он натолкнулся не только на костяные стрелы и копья чукотских воинов, но и на совсем иную половую мораль…