Ольга, княгиня русской дружины

– Вы все-таки забыли кое-что! – Мистина чуть повысил голос, но оставался спокоен. – Древляне завладели полянами после того, как по земле полянской прошел с войском Дир, сжег десять их городов, перебил мужчин, захватил в плен детей и женщин, а сам ушел в Корсуньскую страну. Ваши прадеды пришли на разоренную землю, не способную за себя постоять, но не вам она покорилась. И вы владели ею лишь до того, как русы пришли вновь. На сей раз привел их Олег Вещий. Он дал новую жизнь земле полян. И его род оттуда не уйдет. Не уступит ничего, за что проливали кровь предки русов. Вы уже на опыте убедились: не стоит становиться у них на пути. Отвага не всем приносит пользу: умный человек отвагой прокладывает путь к вершинам, а заносчивый глупец роет себе же яму.

– Мы еще посмотрим, кто из нас глупец! – уже не сдерживая злобу, закричал Маломир. – У вас, русов, руки слишком длинные – надо бы укоротить!

– Уж не хочешь ли ты наброситься на меня прямо здесь, перед ликами ваших богов и чуров? – усмехнулся Мистина. – Прошло всего шесть лет с тех пор, как вы здесь же, перед этими же капами, клялись соблюдать договор.

– Мы разрываем договор! – Володислав схватил со стола свою княжескую кунью шапку, покрытую красным шелком, и швырнул на пол к подножию идола. – Чуры наши больше обиды не стерпят!

– Как бы им не заплакать тогда по своим детям, – мягко и с явным сожалением ответил Мистина. – Я вижу, сегодня вы слишком разгорячились для разумной беседы, поэтому мы, пожалуй, пойдем. Но когда остынете, буду рад видеть ваших посланцев в Свинель-городке.

Он первым направился к двери, десять оружников – за ним. В святилище никто не принес мечей. Однако, повернувшись к древлянам спиной и без лишней поспешности выходя из обчины, Мистина не боялся, а скорее жалел, что в священном месте они не посмеют наброситься на русов. Иначе маленький Добрыня, весьма вероятно, стал бы князем уже сейчас.

* * *

Муж потом ругал меня на все корки. Вспомнил все те побранки, которыми угощала меня прежде его матушка. Взял было за плечи и начал трясти: я думала, поколотит, да Малка подняла рев, а Добрыня принялся тузить его кулачками по ногам и вопить: «Пусти мамку!»

Я молчала и не противилась: заслужила. И зачем, спрашивается, выставила мужа дураком перед Мистиной? Могла бы и смолчать. Мистина и сам бы ему напомнил, в каком родстве наши дети, а если не он, так Эльга никогда не пошла бы на такое обручение. Так что и Добрыне, и Малке ничего подобного не грозило. Но это я уже потом сообразила, а там, в обчине, уж слишком испугалась. Не благословляют боги такие браки – ближе седьмого колена родства. Не родится от них доброго приплоду…

Уже на другой день я послала за бабами, и мы пошли прибираться на Святой горе перед жатвенными праздниками. Вымели все полы в обчине и на площадке перед идолами, вычистили печи, выскребли столы. Протерли капы. Даже бабы за работой толковали о разрыве договора: дескать, теперь заживем по-новому, от дани избавимся, а там, глядишь, снова с полян будем брать… Моровляне, дескать, помогут…

– Бабы, не городите чепухи! – Я скоро не выдержала. – Моему отцу не до того, чтобы разбирать споры между Киевом и нами, да и прав у него таких нет. Киев ему не данник! Или вы с Киевом воевать хотите?

Но они лишь посмотрели на меня с осуждением, в глазах их ясно читалось: «русское отродье». Они думали, будто я их обманываю и хочу лишить лучшей жизни!

Но чем виноваты бабы, когда у нас в избе и у Маломира шли те же разговоры? Я не могла взять в толк, почему все думают, будто смерть Свенгельда меняет уклад, основанный еще Олегом Вещим. Хотя и знала: за века противостояния древляне накопили столько досады на полян и тем более на покоривших их русов, что никаких разумных причин и не нужно. Они хотели перемен и уже поэтому верили, что желанные перемены на пороге. И почему-то никто не думал о цене, которую придется за это заплатить. В последний раз они были биты восемнадцать лет назад, но помнившие те битвы старики уже перемерли, зато тогдашние мальцы стали отроками, а отроки – молодцами. И все считали, что, дай им только случай, они этих русов вышвырнут вон и в Киеве вновь сами сядут господами.

А ведь с тех пор, как Дир разорил полянские городки и древляне легко заняли обезлюдевшую землю, на берегах Днепра многое изменилось. Теперь уже все понимали, чего стоит обладание Киевом. Вновь было чувство, будто прямо на меня несутся две ледяные горы, столкновение которых погубит моих детей и всю Древлянскую землю…

Детей тоже не миновало. Добрыня вооружился сразу двумя мечами и пытался один вручить Малке: дескать, война!

– Кто тебе сказал? – спросила я.

– А разве не война?

– Еще нет. У нас разорван договор, но это немирье – еще не война. Договор можно заключить снова.

– А мы заку… лючим?

Хотела бы я знать!