Ольга Седакова: стихи, смыслы, прочтения. Сборник научных статей

Тем не менее интерес к теме «иной местности» спровоцирован самой поэтической установкой Седаковой: поэзия как уход от самодовлеющего «я» к созерцанию не только окружающего мира, но и невидимого; осознание вечного присутствия «иного» и расширение границ этого видимо-ощутимого мира[745]. «Иная местность» – онтологическая единица в картине мироздания Седаковой. Сознание иного – константа, движущая творчество поэтa. Из этого и вытекает вопрос исследования: как проявляется тот иной мир в материи стиха?[746] Как поэтический язык справляется с тем, что менее всего дано эмпирически? Для ответа на этот вопрос стоит прежде всего обратиться к описанию отношения поэтического языка Седаковой с реалиями из окружающей ее действительности. Представление о том, как данный мир отражается в поэзии Седаковой, как поэт ориентируется в этом вещественно-видимом мире, кажется нам необходимым для последующих шагов. Многожанровое творчество Ольги Седаковой представляет собой органическую целостность, в которой образы и мотивы перекликаются сквозь разные произведения, дополняя друг друга семантически. Это и определит особенности подхода к теме. Так как мысль о «месте, где задуманы вещи» пронизывает все творчество поэтa, к анализу будет привлечена, помимо стихотворений, и художественная, точнее мемуарная, проза Седаковой[747]. В статье прослеживаются мотивы и образы, выражающие поиск, приближение и освоение «иной местности». Наряду с дескриптивным обзором образных рядов, относящихся к семантическому полю «иная местность», будет рассмотрен поэтологический вопрос о самореференциальности текста как среды проявления «иного».

1. Почему топография?

Топография понимается нами не только как местоописание, но и как осмысленный акт освоения и преодоления человеком пространственных данных и экзистенциальных вызовов. Топография в некоем смысле равна ориентации в мире: абсурдно-катастрофическое блуждание несостоявшегося чертежника К. в вечно заснеженном мире Кафки – следствие неудавшегося (духовного) обживания пространства[748]. Чертежник К. олицетворяет отчужденность и бесприютность человека нового времени в окружающем его мире. Седакова именует это состояние «состоянием пустоты» – «болезнью нашего времени», при этом она рисует ситуацию радикальнее:

Пустота, о которой мы говорим, – это не какое-то пустое пространство, которое ничем не заполнено: это полное отсутствие всякого пространства для жизни. «Се, оставляется вам дом ваш пуст». В таком доме нечем жить, не в чем жить: нечему отдать себя[749].

Культивируя редкий в русской поэзии ХХ века тип поэта-богослова, объединяющего в своем творчестве религиозные и мирские вопросы, Седакова поднимает и этическую планку поэта, ставя перед ним задачу противостоять этой пустоте[750].

Следует отметить, что в своем эссе «Заметки и воспоминания о разных стихотворениях, а также Похвала поэзии» (1982), которое служит путеводителем по литературному становлению Седаковой как поэта, автор однозначно отдает преимущество стихии пространства над стихией времени в творческом процессе:

Я не запоминаю времени сочинения стихов, часто даже и года, но очень ясно помню место. Потому что каждое стихотворение в какой-то мере – портрет места (3: 47).