Ольга Седакова в Журнальном зале 1997-2011

Еще знаю современную мне фигуру — полуфранцуз-полурусский, профессор, полиглот, а на самом деле обольститель многих женщин, алкоголик и токсикоман. Бросил дом, оставил внезапно завидное чиновное место, родину. Так и живет, несомненно, в андеграунде. В своем андеграунде. Чтобы жить так, нужны отвага и слабость. Ублажать себя и недорожить собой. Как из окна выброситься и как многое другое.

Но все-таки и этот профессор преподает и пишет. Значит, не вполне в подполье. По моему убеждению, андеграунд не способен создавать ценности, он — скорее убежище для слабых, отверженных жизнью. Вижу я сейчас повсюду в столице бездомных, обездоленных, забитых людей. Они и держатся как-то сторонкой, чтобы не дай Бог не задеть кого почище, чтобы не схватила их власть и не отправила в очередную неволю. У нас во дворе молодой заросший волосом и опухшийсо вчерашнего по утрам аккуратно приходит на помойку, долго глядит в железный бак, что-то там ищет нужное. Вынимает, рассматривает и прячет в свой получерный пакет. И этот делает какое-то дело, непонятное для окружающих.

Жизнь — скорее густая жидкость, чем твердое тело. И все явления не имеют четких границ и несколько перемешаны, при этом очертания все время меняются: одно затекает на другое. Любое определение и схема условны. Классификация — безнадежное дело. Гораздо интереснее уловить жизнь в ее мгновенном движении — для меня.

Генрих Сапгир (1928 г.р.). С 50-х гг. состоял в содружестве поэтов и художников “Лианозово”, в которую входили Е. Кропивницкий, О. Рабин, Я. Сатуновский, И. Холин, В. Некрасов и др.) и устраивал на своей квартире выставки нонконформистских художников. Первая книга стихов, вышедшая в издательстве “Третья волна” (Париж, Нью-Йорк, 1978 г.), называется “Сонеты на рубашках”, расширенное издание — М., 1989 г.) Один из авторов альманаха “Метрополь”. Автор книг “Московские мифы” (сборник избранного, М., 1989 г.), “Черновики Пушкина” (“Раритет”, 1992 г.), “Избранное” (“Третья волна”, М., 1993 г.), “Летящий и спящий” (книга рассказов, НЛО, 1997 г.).

Ольга Седакова

В Гераклитову реку второй раз не войдешь

1

Оба слова — и андеграунд, и истеблишмент — заимствованы не только из другого языка, но из другой культурной и политической ситуации. Описывать в этих терминах советскую и постсоветскую, по-моему, неуместно: это заведомое искажение. Полемика “нормального” андеграунда с “нормальным” истеблишментом происходит на других основаниях. Люди с высокой потребностью в нонконформизме могут не принимать истеблишмента, который воплощает собой, репрезентирует сам status quo, устойчивость данного положения дел в стране и мире. Но качество людей истеблишмента — их образовательный и профессиональный уровень, их соответствие своему месту, их элементарная порядочность — не ставится под вопрос. В обществе, практикующем законность, истеблишмент и есть гарант этой законности (не только уголовной, заметим: но каких-то традиционных требований к человеку культуры, политику и т.п.). Понятно, что в советской структуре отношения культурно “дозволенного” и “крамольного” были почти точно противоположными. Собственную законность защищали диссиденты. В “подполье” писали, например, элегии в духе английских метафизиков, в официальной же культурной политике употребление элементарной эрудиции — и вообще традиционный для русской культуры уровень сложности — квалифицировалось как “книжность”, “заумность” и т.п.: узаконенным был только искусственно выработанный популизм особого рода. Где еще отыщется культурный истеблишмент с такими представлениями о мелодии, как у тов. Жданова — и о живописи, как у Н. С. Хрущева? да, был еще один такой, в известные годы в Германии, с удивительно близкой эстетической программой — но вопрос: истеблишмент ли это? Для культурных деятелей, удовлетворяющих этой программе, Л. К. Чуковская нашла хорошее слово — “обслуживающий персонал”. Конечно, разрешенная словесность была сложнее, она стала — в период относительного либерализма брежневских лет — многослойной, от страты активистов-заправил — до тех, кого допустили по какому-то недосмотру. Как назвать это служилое искусство, я не знаю, но уж точно не истеблишмент.