На работу ушло немало времени. Когда он доковырялся до небольшого сквозного отверстия, пошло быстрее: Миша вставлял в него свайку и яростно вращал и дергал её из стороны в сторону, размочаливая края дыры; затем вытаскивал инструмент, отбивал образовавшуюся мелкую щепу, действуя свайкой как долотом; снова погружал её в отверстие и рвал. Время от времени направлял в дырочку луч фонаря. Однако одновременно светить и глядеть через маленькое отверстие не получалось; если отвести фонарь в сторону, луч становился совсем узким, и ничего, кроме дрожащей световой точки, в ящичном нутре рассмотреть было нельзя. В конце концов он убедил себя не тратить время на пустые проверки и тупо пробить отверстие во всю ширину доски, сантиметров пятнадцать диаметром. Дерево крошилось всё крупнее, иногда удавалось отколупнуть длинную широкую щепу, и тогда Бугаев с особым рвением углублялся свайкой в новую брешь. Руки были разодраны в кровь, все в занозах, на это он уже не обращал внимания. Искрошив наконец доску от края до края, терпеливо подчистив лучины вокруг отверстия (больше для того, чтобы выдержать характер, чем для пользы дела), он посветил туда — и увидел совсем близко металлическую поверхность серебристого цвета. Отверстие было достаточным, чтобы просунуть руку; Бугаев так и поступил, погрузил правую руку по локоть и на ощупь пришёл к заключению, что в ящике находится гладкий цилиндрический предмет большого диаметра. Тогда он опустил в ящик руку с фонарём, исхитрившись при этом заглянуть сбоку в направлении ближнего к отверстию конца ящика, действительно различил серебристый цилиндр метра полтора в диаметре, с какими-то буквами и цифрами на боку, заканчивающийся впереди на торце чем-то вроде закруглённой крышки. Миша постарался прочесть надпись, торопливо повёл фонарем вдоль округлого бока, и в этот момент по руке что-то остро резануло. Он от неожиданности вскрикнул, невольно разжал кисть — фонарь выпал на металлическую поверхность, продолжая светить в стенку ящика, его ещё можно было достать рукой, — но Миша, не сознавая опасности, чуть замешкался, желая немедленно вытащить и осмотреть пораненную руку — хотя как и смотреть без фонаря? — а тот, словно дразня, слегка покачивался на гладком выпуклом металле и вдруг, во время очередного крена судна, сам собой развернулся к отверстию, на миг ослепил — и плавно, неторопливо заскользил по округлому боку на дно ящика. Из глубины раздался судорожный звон разбитого стекла, и настала полная тьма.
Первым Мишиным страхом было: как теперь отчитываться перед Лайнером за утерянный фонарь? Он вынул руку, слизал в темноте бегущую из раны на тыльной стороне ладони кровь (насколько серьёзна рана, было не понять, лишь ощущались языком закраины вспоротой кожи) и ещё немного полежал, придумывая оправдательные версии. Вернее всего сказать, что фонарь он выронил на палубе во время шторма, и тот утонул; главное, не проговориться, не привести их по своим следам на это место. Следующей стала мысль о том, чтобы найти и подобрать свайку, которая служила уликой. Дыра — это всего лишь дыра, она могла появиться, например, при неосторожной погрузке, когда ящик обо что-то ударился; а вот дыра с лежащей поблизости свайкой-фомкой — это уже взлом, тут впору вызывать следователя и снимать отпечатки. Миша излазил на карачках, кажется, весь ящик от края до края, ощупывая ладонью каждый сантиметр поверхности: свайки нигде не было. Возможно, она откатилась и провалилась в щель между ящиками, откуда её уже не достать. Спеша заглянуть в отверстие, Миша отложил её в сторону и забыл, хотя нужно было тотчас спрятать в карман, при такой-то качке…
Он распрямился, встал на ноги и вдруг поразился тишине. Судно почти не раскачивалось, со всех сторон доносились только легкие скрипы и шорохи. В глазах плыли сине-красные круги. Только теперь до него дошло, что прежде, чем отвечать за фонарь и объясняться по поводу свайки, ему предстоит в полной темноте выбраться из этой ловушки.
Сначала надо было понять, в какой стороне трап. Он снова опустился на коленки и пополз, ища длинную сторону ящика. Во время суетливой охоты за свайкой он закружился и полностью потерял ориентацию. Нащупав на краю полосу стального ребра, Миша осторожно двинулся вдоль неё и метра через полтора дошёл до угла; тогда он устремился в обратную сторону, надеясь, что ребро долго не кончится, и тотчас ухватился рукой за пустоту, едва не свалившись с ящика. Видимо, это всё-таки была торцовая сторона. Миша пополз вдоль перпендикулярного ребра, через полтора-два метра наткнулся на препятствие из толстого стального троса и обругал себя за недогадливость: поперечные стропы были хорошими ориентирами.