Олигархический транзит

— Они могут вернуться, — сказал Акимов. — Давайте воспользуемся тревожной кнопкой, пока не поздно. Свяжемся по УКВ с берегом. Надо бить во все колокола!

— Что делает Бугаев на первом трюме, кто его туда послал? — вдруг сорванным дискантом выкрикнул Сикорский.

— На первом трюме? — переспросил капитан, кидаясь к поручням, чтобы разглядеть получше. — Да… Лезут осматривать. «Тревожная кнопка»! — передразнил он старпома. — Лучше бы, чем трепаться, закидали ящики досками, когда кончили работу. Лучше бы вообще туда не совались, мать вашу… Теперь всё.

После этой гневной вспышки никто уже ничего не говорил и не предпринимал никаких действий. Заворожённо смотрели, как вышедшие на палубу после недолгого осмотра трюма двое в чёрном оторвали от планширя бессильно висевшего на нём Бугаева и поволокли его под руки к надстройке. Один из налётчиков на ходу что-то уже докладывал своему начальнику по «воки-токи». Моряки на мостике догадывались, что у них остались считанные минуты свободы. Помимо тревожной кнопки, о которой сказал старпом, в их распоряжении была масса других средств оперативной связи, от спутникового телефона до передатчика УКВ. У кого-то в кармане лежал мобильник. Даже когда падает горящий самолёт, пассажиры успевают воспользоваться мобильниками и послать прощальное сообщение. Почему-то здесь такое никому не пришло в голову. Возможно, никто, кроме капитана, не осознавал реального масштаба происходящего и катастрофических последствий. Надеялись на то, что это лишь проходной эпизод, что за известные пределы в этом вполне цивилизованном и оживлённом районе Мирового океана, у самых берегов Великобритании, нарушители спокойствия выйти не посмеют — это же не какое-нибудь пиратское Сомали… Никто особенно не верил, что пострадает именно он. Или в том числе он. Мастер да ещё старпом, наверное, кое-что предвидели. Но Акимова сковывали дисциплина и служебная этика: он не мог на глазах у экипажа пойти против капитанской воли. К тому же он был сбит с толку паническим окриком Красносёлова, лихорадочно соображал и сам для себя не мог решить, как следует поступить. Может, в этой ситуации оставалось только запеть: «Наверх вы, товарищи, все по местам!» — и открыть кингстоны? По крайней мере, у людей останется шанс выжить — подоспеют английские спасатели. А будет ли такой шанс при другом выборе? Он ведь действительно не знал, что находится в ящиках, от кого и кому доставляется груз и чем всё это грозит.

В любом случае правом принимать последнее решение на судне наделён только один человек, такова многовековая традиция, к которой Акимов относился с уважением.

Капитан же впоследствии официально объяснял своё бездействие тем, что не хотел рисковать жизнями и здоровьем экипажа.

А вскоре и поздно было что-то предпринимать.

В ходовой рубке снова появились вооружённые люди, на этот раз без масок. Очевидно, налётчики более не считали нужным скрывать свои лица, и в этом было дурное предзнаменование: словно команда судна заведомо была приговорена к смерти или как минимум к доживанию остатка своих дней в плену. Во всяком случае, остроумного и суеверного Сикорского такая мысль посетила и тотчас заставила похолодеть. Но люди в чёрном первым делом занялись приборами связи, обнаруживая их с профессиональной уверенностью и методично выводя из строя — большей частью с помощью прикладов и широких ножей. Добрались и до секретной тревожной кнопки, и до системы опознавания и слежения, и до «чёрного ящика». Пощадили только внутрисудовую трансляцию, радиотелефон ближней связи по УКВ и спутниковый телефон, которые могли, судя по всему, понадобиться им самим. Четверых членов экипажа во главе с капитаном на это время просто загнали в угол рубки, приказали встать лицом к переборке, и худой верзила с рябым, в крупных оспинах, лицом держал их там под прицелом. По отрывистым репликам на английском, которыми обменивались налетчики, можно было понять, что кто-то уже занимается уничтожением раций в спасательных шлюпках.

Переговоры никого больше не интересовали. Но поднявшийся на мостик в разгар погрома главарь (тот самый переговорщик, что беседовал с капитаном по-русски с лёгким акцентом) всё-таки удостоил моряков своим вниманием.

— Приступаем к погружению, — зловеще известил он. — Теперь выход на поверхность только через меня. Судно и контрабанда арестованы. Вы нам больше не нужны, но если будете вести себя послушно, останетесь жить. На всякий случай: меня зовут Боб, а вот он (главарь ткнул в сторону рябого) Киржак. Со всеми вопросами к нам, другие могут вас неправильно понять.

Лицо главаря было мясистым, серым от обилия чёрных угрей, черты имело крупные и грубые; наблюдательный человек, наверное, отметил бы, что такие лица больше пристали актёрам, играющим классических злодеев, нежели самим злодеям, но морякам, особенно когда они увидели испещренные татуировками руки, было не до анализа.

— Про какую контрабанду вы говорите? — обреченно спросил капитан.

— Не гони пургу! — обрезал Киржак. — Пацан знает, а ты не знаешь.