В один прекрасный день капитан рухнул в штурманской рубке прямо на стол с картой, и его долго не могли привести в чувство. Это убедило Боба в необходимости слегка изменить внутренний распорядок и имело разнообразные последствия, о чём будет сказано в своём месте.
Старпом тоже, на свою беду, обладал качествами настоящего старпома. Увидит оброненную кем-то крошку — покоя не будет знать, пока её не поднимут. А не встретит в неряхе понимания, сам пойдёт поднимать: не столько в укор, сколько по необходимости. Не терпел беспорядка. Таких людей на свете не много, и они на вес золота. Большинство всё-таки больше склонно бездумно разрушать и гадить, а эти убирают и строят. И совсем не важно, кем они при этом работают: старпомами, садовниками, издателями, почтальонами… До больших чинов и славы они добираются не часто (что говорит не столько о них, сколько о самоубийственных трендах человеческого общежития), но на пути своём уж точно никого не спихнут в овраг и ничего ценного, да и просто кому-то нужного не растопчут. По крайней мере, приложат все старания, чтобы не сделать этого. Судьба, конечно, многим вертит по-своему, но не губить жизни и не уродовать вещи — это в силах человека.
Столкнувшись на судне, как писали потом в прессе, с «беспрецедентным уровнем насилия», сам проведя разведку боем и пострадав одним из первых, Акимов думал только о том, как в этих условиях уберечь людей, помочь им выжить и сохраниться. В отличие от капитана, он остался с командой, был теперь среди моряков старшим по должности и имел реальную возможность в какой-то мере управлять событиями: подбадривать и успокаивать народ, не давать ему опускаться, гасить ссоры, предупреждать необдуманные опасные поступки, а в случае крайней нужды организовывать оборону.
История с Грибачом показала, что без твёрдой дисциплины в такой раскалённой атмосфере не обойтись. Только вот как её, эту дисциплину, поддерживать, когда, с одной стороны, реальная власть принадлежит террористическому «режиму», перед которым Акимов бесправен наравне со всеми, а с другой — многие из команды считают именно его виновником всех бед, и прежде сдерживаемая субординацией ненависть к нему готова выплеснуться наружу? Уже в первые минуты унижения и страха люди не однажды успели проклясть и судовладельца, и того, кто подсунул подлый груз, и, конечно, «сопровождающего». Ведь Акимов по-прежнему оставался в сознании многих моряков таким «сопровождающим».
Последнее он старался выбросить из головы. Не так уж много выродков, сразу кидающихся, подобно Грибачу, мстить поверженному начальнику. В основном будут выжидать и по инерции полагаться в критическую минуту всё-таки на него, поскольку в прежнем, опрокинутом миропорядке он был командиром. На кого ещё им здесь надеяться? В новых условиях предстояло всё пройти заново. Бесполезно читать пришибленным бедой людям нотации, запугивать их карами или учить правилам хорошего тона. Нужно было начать с малого, первым подбирать те самые «крошки», исподволь настраивая на это других.
К счастью, среди сложной и разношёрстной публики были в экипаже и такие, на кого Акимов мог рассчитывать. Нежданной радостью для него стал поступок замкнутого моториста Симкина, которого до этого мало кто на судне замечал и брал в расчёт. Испытанную опору составляли авторитетные Сипенко и Чернец, хотя первый был по-стариковски оглядчив, а второй, наоборот, склонен к авантюризму, его требовалось постоянно контролировать и сдерживать.
— Надо выбираться из этого дерьма, — сумрачно пробормотал Чернец старпому в первый же вечер, когда они сошлись за шахматной доской.
Начали игру, как всегда, Чернец с Симкиным, но моторист после первой же проигранной партии затосковал, ушёл к себе на матрас, других желающих сразиться с Чернецом в понуром экипаже не нашлось, и Акимов решил поддержать компанию. Просто чтобы доказать себе и остальным, что жизнь не кончена и следует понемногу выходить из ступора.
Переставляли фигуры рассеянно, думая совсем о другом и понимая друг друга с полуслова.
— А что, есть варианты? — поинтересовался старпом.
— Пока нет. Изучаю позицию.
Недалеко в углу сидел охранник, но если до него что и долетало — ведь они просто обсуждали игру.
— Я заметил. В шахматных делах вы, кажется, дока.
— Натаскали. Пришлось поиграть в жизни.
— Да ну? И где же?
— В разных местах.
— Ну и как, на взгляд спеца, смотрятся чёрные пешки?
— Не слабо.
— Вот видишь. Не шантрапа какая-нибудь… Давай так: сидим и приглядываемся. Думаем. Случай обязательно подвернётся, не может такого быть, чтобы не подвернулся. Любой игрок совершает ошибки. Если уж атаковать, то со всех флангов. Ага! Вот тебе и шах.
— Шах еще не мат.
— Верно… Надо понять стратегию чёрных. К чему они ведут. Допустим, перебьём мы всех, сами при этом лишимся половины фигур. Это в лучшем случае. И что? Поплывём дальше и доставим эти ящики по назначению? За что тут кровь проливать? Нам и спасибо не скажут. Их так и так кто-то продаст, а деньги себе в карман положит. В конце-то концов это не наша игра, чёрт подери!