— Я вам верю. Спасибо. Только давайте немного подождём, пока уляжется суета. Все очень нервные. Ещё подумают, что мы с вами готовим заговор. Не будем их сейчас провоцировать, это опасно. Что случилось с нашим студентом?
Бугаев, в сомнамбулическом состоянии притащивший из каюты пожитки, ничком лежал на матрасе, с головой укрывшись одеялом.
— Его нашли утром возле первого трюма. Они нашли. Я не знаю, что он там делал.
— А я догадываюсь. Искупал вашу милосердную бестактность. Решил, что вы прогнали его, чтобы он не узнал какую-то тайну. Мне следовало раньше всё рассказать вам, это можно было предвидеть.
— Я прогнал потому…
— Это я тоже знаю.
Мастер принял свою участь одним из последних. Его постель принесли на мостик и кинули на узком диванчике в штурманской рубке. При этом Боб объяснил, что капитан круглые сутки будет вести судно, куда прикажут, что отлучаться ему позволено только в туалет по соседству, и ласково попросил показать, как открывается сейф в капитанской каюте. Для Красносёлова это было неожиданным и тяжёлым ударом; он наивно рассчитывал сохранить за собой возможность в той или иной мере контролировать судно в обмен на безропотное сотрудничество. Как минимум судовая касса и документы, за которые он отвечал головой, должны были остаться при нём. Всё-таки судно — это, во-первых, национальная территория, пускай в данном случае и небольшой островной Мальты, она защищена от постороннего вторжения флагом страны; во-вторых, это чья-то собственность, причём владельцы самого судна и владельцы груза проживают в разных странах; наконец, моряки тоже являются гражданами, у каждого есть отечество, которое обязано их защищать. Захватывать такое судно — всё равно что объявлять войну нескольким государствам!
Ошибка рассуждения была в том, что все действия налетчиков, реальные и предполагаемые, капитан в своей голове невольно помещал в легальные рамки. Это был все тот же синдром цивилизованных представлений о должном и недолжном, возможном и невозможном, осенённых близким присутствием британского побережья. Красносёлов понимал, что его впутали с перевозкой ящиков в очень некрасивую, видимо, даже криминальную историю, и внутренне был уже согласен понести ответственность, но по закону, причём желательно европейски гуманному. Кем бы ни было захвачено судно — кто-то же этим захватом руководит, какая-то сторона добивается таким путем вполне осмысленных, возможно, даже справедливых, на её взгляд, целей? Прекрасно сознавая, что столкнулся с беспределом, что люди в униформах с надписью «POLICE» — никакие не полицейские, Красносёлов тем не менее подсознательно переносил на захватчиков функции той или иной власти, законного возмездия, ибо никакого другого просто не мыслил. Да и никто из живущих не сможет вообразить себе территорию вне всяких законов, некую чёрную дыру правового пространства, пока не столкнётся с таковой наяву.
С лодкой управились быстро, подняв и закрепив её на крышке третьего трюма, сразу за штабелями. После этого Боб на мостике велел капитану дать полный ход и следовать прежним курсом в проливы, как если бы ничего не случилось. Единственное, что категорически воспрещалось, — выходить с кем-либо на связь.
Избежать этого, впрочем, не удалось. Уже в Дувре береговая охрана запросила по УКВ данные о судне и его маршрут. Возможно, диспетчера насторожило отсутствие сигнала системы распознавания и слежения за судами.
— Думаю, про буровые установки упоминать не будем? — почти весело спросил Боб, знаком разрешая капитану подойти к аппарату.
— Согласен, — хмуро сказал Красносёлов.
Диспетчеру было доложено, что сухогруз «Global Spring» под флагом Мальты, принадлежащий финской компании «Микофрейт», следует с грузом леса из России в Ливию.
Офицер береговой охраны не мог и предположить, что скоро станет мировой знаменитостью и его имя попадет в верхние строчки популярных новостей, — ведь он окажется последним, кто выходил на связь с загадочно исчезнувшим судном.
Глава шестая
Это был, конечно, террор, — но террор, надо отдать должное, рациональный.