Олигархический транзит

Однако семьи нескольких моряков, получив столь мощную поддержку, сумели организоваться (особенную активность проявили жёны электромеханика Лайнера и капитана Красносёлова, жившие по соседству) и потребовали отчёта у судовладельца. В российском офисе компании «Микофрейт» состоялась встреча, на которую прибыл из Хельсинки исполнительный директор господин Лихонос. (Разумеется, там не было многих, в том числе мамы Миши Бугаева, которая жила в глухом городке далеко от морей и тревожилась за сына в полном одиночестве.) К удивлению собравшихся, хозяйничал на этой встрече офицер местного УФСБ, и в целом она больше походила на допрос родственников, нежели на отчёт перед ними судовладельца. У людей выясняли, когда и при каких обстоятельствах они в последний раз контактировали со своими близкими, пропавшими на «Global Spring». Сам Лихонос больше отмалчивался, сурово хмурясь и плотно сжимая тонкие губы. А под занавес многозначительно заверил: «Это наши кадры и наша общая боль. Мы сделаем всё возможное, чтобы найти беглецов», чем поверг убитый горем народ в недоумение и трепет, предоставив на досуге расшифровывать смысл сказанного. (Некоторое время спустя глава компании вынужден был извиниться перед родственниками моряков за досадную оговорку своего заместителя.)

И всё-таки именно на этой встрече впервые была оглашена информация о странной телефонограмме, поступившей в компанию с борта судна из Ла-Манша.

Это была ещё одна «бомба». Ушлые западные журналисты стали распутывать недолгую ниточку и добрались, конечно, до диспетчера береговой охраны в Дувре, который последним видел «Global Spring» и разговаривал с ним. По словам этого офицера, судно вело себя немного странно, система опознавания на нём не работала, но капитан (или тот, кто говорил от имени капитана) устно сообщил необходимые сведения и уверенно назвал маршрут, поэтому никаких подозрений не вызвал. В конце концов, полагал британский служака, если судно было кем-то захвачено, то капитан не просто мог, но даже обязан был известить об этом береговую службу во время сеанса прямой телефонной связи!

Туповатая законопослушная логика не выдерживала никакой критики. И само происшествие, и реакции на него были напитаны фантасмагориями и гротеском. Однако теперь уже множество людей и в России, и на Западе неотрывно следили за событиями вокруг исчезнувшего судна и были уверены, что загадка рано или поздно разрешится. Кто-то допускал, вероятно, даже самый печальный конец — особенно моряки, знавшие непредсказуемый нрав океана, — но ни в одной голове не могла возникнуть версия, которая через месяц-другой будет явлена всему миру как единственная и не подлежащая ревизии.

До старпома Акимова мировая шумиха доносилась урывками.

В ту ночь его повели по трапу наверх. «Значит, ещё не конец, — машинально подумал Акимов с некоторым облегчением. — Если бы хотели прикончить, сделали бы это где-нибудь на корме. Зачем им на мостике кровь и труп?» С первой минуты в его голове, надо сказать, прокручивались разные варианты поведения, вплоть до неповиновения и бунта. Но в столовой серьёзно поддержать его мог разве что один Чернец (если бы ещё захотел, с ним в последние дни тоже стало твориться что-то неладное), и дело кончилось бы зверскими побоями, а то и стрельбой. Теперь он был даже рад, что проявил выдержку и никого не подставил.

Оказавшись в рубке, старпом сразу всё понял. Капитан, отбывший многодневную вахту, трупом лежал на диванчике в штурманской; по палубе катались пустые коньячные бутылки; последняя обсервация на карте, далеко от всех берегов, была помечена неверной рукой часов восемь назад, и от неё линия курса круто уходила влево вверх.

— Будешь иногда его подменять, — сказал принявший Акимова с рук на руки Боб. — Делать только то, что я скажу. Сунешься, куда не надо, — сразу получишь пулю. Сейчас определяйся, и двигаем.

— Куда двигаем-то?

— Пока на северо-запад.

Похоже, Боб заметал следы.

Выглядел он как в первый день, на его тяжёлом угреватом лице трудно было разглядеть какие-либо переживания или утомление. После полуночи Боб на пару часов исчез с мостика, оставив вместо себя верного Киржака, и старпом догадался, что он иногда всё-таки спал.