Олигархический транзит

После обеда затребовали наружу электромеханика. Вскоре Лайнер возвратился со сварочным аппаратом. Ему было приказано задраить броняшки на всех иллюминаторах и намертво их заварить. Киржак подгонял и лично проверял работу. С треском полыхнул слепящий огонь, заскакали по палубе искры, повалил дым. Запахло палёным, народ кинулся оттаскивать свои постели. Жабин помог Свете сдвинуть и прикрыть от огня Чернеца. В наглухо закупоренной столовой надолго повис едкий чад. Больше сюда не проникал снаружи ни единый луч.

— Из-за этих клоунов, сука, в темноте сидеть придётся, — злобно высказался по этому поводу Грибач, подразумевая старпома с Чернецом. Его главные враги занедужили, он спешил этим воспользоваться.

На камбузе также заварили все иллюминаторы и металлическую дверь, ведущую на палубу. Теперь у тюремщиков отпала нужда как минимум в двух сторожевых постах.

А вечером в столовую втолкнули растерянного капитана со скатанным матрасом в руках. Наверху Красносёлов больше был не нужен.

Мастер попал в трудное положение: он оказался среди экипажа, который давно уже обходился без него. Многие забыли о самом его существовании. У этих людей сложилась совсем другая иерархия, в которой Красносёлову если и отводилось место, то довольно жалкое. Они жили другими интересами и по другим законам. Во всяком случае, теперь всем было не до него.

Он не ступал в столовую с тех самых пор, когда по приказу Боба уговаривал перепуганных моряков смириться и пережить временные трудности. А теперь сам оказался в задымленном смрадном вертепе без света и воздуха. Иван Егорович, пододвинув свой скарб, предложил ему устраиваться рядом. Красносёлов покорно опустил скатку на указанное место и присел на неё с видом пассажира в аэропорту, с минуты на минуту ожидающего приглашения на посадку.

— Где мы стоим? — глухо спросил его со своей постели старпом.

— В семнадцати милях от Боатранто. Здесь островная банка.

Капитан помолчал и виновато добавил:

— Я ведь не знал, что вы задумали. Когда выбежал из штурманской, всё было кончено. Если бы знать, можно бы…

— Пустое, — сказал старпом. — Они бы перебили всех. Где корабль?

Красносёлов замялся.

— Куда-то делся. Не отследил…

— Вы ведь сейчас с мостика? На экране его видно?

— В десятимильной зоне — нет.

Он явно что-то недоговаривал. Не хотел говорить.

Почти всю ночь Красносёлов так и просидел на свернутом матрасе. Вставал, делал пару нерешительных шагов туда-сюда в тесном пространстве между спящими, не находя себе места, испытывая необходимость забыться привычным уже способом — принять стакан-другой спиртного. Понимая, что мешает людям, возвращался на место и какое-то время опять сидел тихо. Под утро начал шариться в поисках туалета, забрёл в буфетную, от изумления и негодования при виде самодельной параши выругался…

До него дошла наконец страшная истина: он сравнен с другими, опущен, можно сказать, до самого низа. И хуже всего в этом новом состоянии не жизнь в тесной, душной камере бок о бок с измученными и озлоблёнными узниками (когда-то послушным экипажем, которым он увлечённо и искусно манипулировал), даже не эта гадкая параша, а полное отсутствие информации, абсолютный отрыв от тех, кто вершит судьбами, — в том числе определяет и его, Красносёлова, судьбу. В рубке ему казалось, что он ещё остается в числе распорядителей. Во всяком случае, приближен к ним, владеет «закрытыми» сведениями, недоступными другим членам экипажа, и тем самым как бы облечён доверием начальства. Теперь ему не оглядеть палубу судна с высоты мостика, не поставить точку обсервации на карте и не вступить в перепалку с Бобом. Больше того, он никогда, наверное, к этому бандиту даже не будет допущен, — ведь какое бы место Боб ни занимал во властной иерархии (ничтожное, смехотворно малое!), для Красносёлова он теперь на недосягаемых заоблачных высях и, скорей всего, забыл о самом существовании капитана. Зачем начальнику, пусть маленькому и временному, думать о тех, в ком больше нет нужды и кто обыкновенная людская пыль?

Утром Чернец пошевелился и что-то пробормотал. Сидевшая возле него Света тихо позвала:

— Владимир Алексеевич, он хочет с вами поговорить. Вы сможете подойти?..

Акимов поднялся, приблизился к ним.

— Они подтвердили, — сказал ему Чернец. — Они ответили мне, что всё поняли. Слышите? Я успел передать всё, как договаривались. Ещё бы не понять. Вы такой фейерверк устроили…

— Ты герой, Андрей, — ответил старпом. — Кроме тебя никто бы этого не сделал.

— Рука болит, — сказал Чернец. — И башка. Как у Пашки Жабина. Тошнит чего-то… Отправьте меня в санчасть. На корабле должна быть санчасть.

— Отправим, — пообещал старпом. — Потерпи ещё чуть-чуть.

Чернец прикрыл глаза, давая понять, что услышал и готов ждать.

— Никуда вы его не отправите, — вдруг отчетливо произнёс капитан. — Это заговор. Все против нас, чем бы они там ни занимались…

Народ ошеломлённо притих.

— Да ладно — заговор! — вспылил наконец Ругинис. — Что общего у военных моряков с бандитами?

— В самом деле, е...ть! — поддержал боцмана Иван Егорович. — Мало нам без заговоров хлопот. Скажи, Алексеич!