После обхода палубы в последний, как окажется впоследствии, промежуток относительной свободы (кто ж тогда знал, что произойдёт несколькими часами позже!) Акимов поднялся на мостик и послушал новости по пеленгатору. В эфире за прошедшие часы многое переменилось. Радио утверждало, что власти Финляндии с самого начала захвата судна знали о его местонахождении и постоянно отслеживали маршрут. Об этом было также известно соответствующим ведомствам России и Мальты, с которыми финские власти поддерживали тесные контакты. А далее передали совсем удивительную «горячую» новость: сторожевой корабль «Успешный» только что без единого выстрела освободил теплоход «Global Spring» от захватчиков, удерживавших его более трёх недель. Мальтийское судно, ставшее местом преступления против российских граждан, из которых состоял экипаж, временно перешло под юрисдикцию России, прокуратура которой возбудила уголовное дело.
В это время над морем низко пролетел вертолёт без опознавательных знаков. Выйдя на крыло, старпом проследил его путь: вертолёт сел на палубу корабля. Это было роковое, знаменательное совпадение, но Акимов в ту минуту не испытал тревоги. Напротив, первые хоть сколько-то похожие на правду слова в эфире его порадовали и обнадёжили. Если про судно и экипаж заговорили во всеуслышание, значит, никаких чёрных замыслов по Сикорскому и никаких «похорон» по Скороходову не запланировано. Насчёт вертолёта он лишь отметил про себя, что у корабля, вероятно, налажена связь с берегом, и это тоже неплохо, потому что тяжелораненого Чернеца можно будет при необходимости срочно переправить либо в местный госпиталь, либо в аэропорт, а оттуда самолётом — на родину.
К вечеру катер доставил на судно сменный наряд. Вместе с матросами прибыли двое в штатском. Судя по тому, что комиссия во главе с кавторангом вышла встречать их к трапу, это было начальство. Правда, озадаченный и несколько недовольный вид встречающих свидетельствовал, что прибывшие свалились как снег на голову и никому из комиссии лично не знакомы. Когда же офицеры увидели, как неловко, оскальзываясь на ступенях трапа и судорожно цепляясь за поручни, гражданские лица поднимаются на борт, на их лицах проявились откровенно насмешливые гримасы.
Первый из прибывших был худ, невысок ростом, с узким заострённым лицом и покатым лбом, незаметно переходившим в плешивую голову с реденькими пепельными волосиками. На вид ему было лет сорок с небольшим.
— Следователь по особо важным делам Максим Валерьянович Ухалин, — сразу представился он. — Мне поручено возглавить следственную группу.
Второй, помоложе, с курчавой рыжей шевелюрой, начинавшейся чуть не от самых бровей, держался скромно и был у первого на подхвате. В руке он нёс чемоданчик. Ещё два чемодана тащил поднявшийся вслед за ними матрос.
Кавторанг поприветствовал прибывших холодно и надменно; Пухло улыбался приторно, но скорее по привычке, чем из подобострастия. Впрочем, обоим тут же было дано понять, что они недооценили роль и значение нового руководящего лица.
— Задержания произведены? — прямо на палубе спросил первым делом Ухалин.
— Задержан один член команды, матрос Бугаев. В его каюте найден нож, — ответил кавторанг.
— Разве захватчики судна не под арестом?
— Оружия при них не было. И потом, они утверждают, что никого не захватывали. Отношение к ним в экипаже спокойное, уважительное…
— Идиотизм! — высказался важняк как бы в сторону, но вполне внятно. — Проводите меня в каюту.
— В каюту?..
— Да, в капитанскую каюту! И ровно через десять минут жду всех вас там.
Рассказывали, что, когда мастер, отдыхавший в своей каюте, при виде вломившихся без стука незваных гостей выразил на лице недоумение, Ухалин произнёс:
— Это тот самый Красносёлов, который пытался выдать своё судно за другое? Наслышан о ваших подвигах. Скоро вы мне понадобитесь, а сейчас освободите помещение!
Среди экипажа судна, в основном сидевшего по каютам и лишь изредка решавшегося выглянуть наружу, в коридор или на палубу, где шастали военные (от них не знали, чего ждать: то гаркнут и передёрнут затвор, а то прилипнут и начнут вымогать сигареты или спиртное, — в зависимости от того, на каком удалении находятся их командиры), словно прошёл ветерок. Кто-то что-то видел и слышал, передавали из уст в уста. Ухалина острые на язык моряки сразу нарекли Колуном, прозвище мигом разошлось и закрепилось. Картину ареста «рыболовов» изображали в пересказе с особым смаком: как в кают-компанию вошла группа автоматчиков во главе с неумолимым мичманом, как всех девятерых поставили лицом к переборке враскорячку и надели наручники, а затем запрессовали разбойников, словно бочковую сельдь, в тесную душевую кабину на нижней палубе. На заключительном этапе появился возле арестованных сам Колун — вроде как для того, чтобы по-западному, по-цивилизованному зачитать им права.
— Не понял, — с угрозой в голосе сказал ему Боб. — Мы ведь, кажется, договорились?!..
— Я с вами ни о чём не договаривался, — жёстко возразил Колун.