Олимп, штат Техас

С тех пор, как она вчера высадила Арло у похоронного дома, Арти все ходила кругами вокруг средоточия гнева у себя в груди. И узел этот не ослаб, когда Арло вышел из машины с костюмом Райана в руке. То, что она задала Арло прямой вопрос, заставила его провести ночь у тела, ей не помогло. Он знал. Знал, что это Райан плывет. Может, если она обо всем расскажет Тее, разложит перед ней пряжу, чтобы вместе тянуть за ниточки, она хотя бы сможет дышать.

Это та самая Тея, которая разрешала ей проводить субботние дни у себя в комнате, когда уже училась в старшей школе, а Арти, мелкая, еще в средней. Тея, которая всегда и во всем поступала по справедливости, которая никогда не вспоминала о Ли или о том, как отцовский роман навредил их семейству. С другой стороны, именно благодаря своим несокрушимым представлениям о добре и зле Тея и стала прокурором. Она сто раз подумает, прежде чем простить. Потому-то Арти ей и позвонила. Почему же теперь, когда она знает худшее, ей так тяжело сказать Тее правду?

Тея выходит из кабинки, моет руки. Арти не двигается с места. Если она попросит Тею оставить ее здесь, та согласится или нет? Это избавит Арти от необходимости видеть Арло, видеть Райана в гробу. Если она просидит здесь подольше, может, ее запрут в церкви — тогда она проведет ночь, блуждая по классам воскресной школы, подрисовывая синим карандашом дьявольские рога Иисусу и апостолам на плакатах. Жаль, что церковь не католическая. Тогда можно было бы устроиться на ночлег в исповедальне, а проснувшись утром, исповедаться в грехах.

— Тук-тук, — говорит Тея вместо того, чтобы постучать. — Ты как там?

— Думала, как жалко, что мы не католики.

Тея смеется:

— С чего бы?

— Исповедь, наверное, неплохая психотерапия.

Ноги Теи перемещаются обратно в соседнюю кабинку. Крышка унитаза падает с хлопком, Тея садится на нее снова.

— Первая строка — твоя, — говорит она.

— Чего? — недоумевает Арти.

— Прости меня, Отче, ибо я грешен.

Арти смеется, но все же повторяет слова:

— Прости меня, Отче, ибо я грешен.

Голос Теи делается более звучным, но Арти будто видит ее улыбку сквозь металлическую стену. Тея всегда любила актерствовать, однако год от года предпочитала участвовать в публичных дебатах, а не в школьных мюзиклах.

— Давно ли ты в последний раз исповедовалась?

— Доныне ни разу, — отвечает Арти. Слышит стук собственного сердца. Ей очень хочется сказать Тее правду, то ли по причине того, что это еще дальше оттолкнет ее от брата, то ли вопреки этому. Арти добавляет: — Я солгала.

Молчание, а потом Тея спрашивает:

— Как именно солгала? — Теперь в голосе никакой шутливости. — Мне ты можешь сказать всю правду. Ведь я только ради тебя сюда и приехала.

Скоро Тея сложит чемодан и улетит домой, к семье, а вот Арти останется. Еще не поздно выпутаться, свернуть разговор. Можно даже сказать себе, что это ради Теи, чтобы не делать служительницу закона сообщницей по его нарушению. Но тут под разделяющей их перегородкой появляется рука Теи — та ждет от Арти пожатия.

— Вот это настоящая любовь, — изумляется Арти. — Ты же знаешь, что я пока руки не мыла.

— Угу. И если ты меня любишь, сейчас выйдешь, вымоешь руки, сядешь на эту облезлую банкетку и расскажешь, что тут на самом деле происходит.

И Арти повинуется. Приваливается к полусестре и рассказывает всю правду. Смотрит на их руки, сцепленные у Теи на коленях, и говорит. Рассказывает, что стреляла она, а не Арло. Не утаивает и самой непереносимой подробности: Арло знал, что в реке именно Райан.

Тея молчит. Наконец Арти не выдерживает:

— Скажи что-нибудь.

— Вряд ли тебе приятно будет это услышать.

— Откуда тебе знать, что мне приятно услышать, если я этого и сама не знаю?

Тея стискивает ее ладонь, Арти чувствует, как сестра качает головой.

— Это убийство. Арло использовал тебя в качестве орудия.

— Он якобы не хотел, чтобы я стреляла. Слова у него просто вырвались, и прежде чем он успел…

— Нет, Арти. Слова он произнес. И они так его шокировали, что он солгал. Попросил тебя солгать. Шерифу, всем нам. Другой точки зрения быть не может.

— Но он не со зла, — возражает Арти. Несмотря на гнев и обиду, ей невыносимо знать, что Тея так дурно думает о брате. Узел внутри не ослаб, он давит все сильнее.

— Знаю, что не со зла, — откликается Тея. — Людям свойственно наносить друг другу обиды. Это в нашей природе. Папа изменяет маме. Ли спит с женатым. Через поколение то же самое проделывают Вера с Марчем. Но после того, как тот или иной человек явил нам свой истинный облик, на нас ложится обязанность от него защищаться.

— Слышу голос юриста, — тихо произносит Арти.

— Зря мама спустила папе с рук все его проступки. Зря Геп остался с Верой. — Тея слегка сдвигается на банкетке, чтобы посмотреть Арти в лицо. — Арло сделал то, что сделал, и даже если и не по злой воле, а по трагическому стечению обстоятельств, ты совершенно не обязана спасать его от последствий, принимать то, что себя он ценит гораздо больше, чем тебя.

— А тебе не кажется, что порой полезно дать человеку второй шанс?