Олимпионик из Ольвии

— Эта дорога у нас называется Панафинейской, — не переставал объяснять Лизис. — Тянется она от Северных ворот до Акрополя. В праздник Панафиней[167] по ней от Дворца процессий до Акрополя шествует праздничная процессия. Зрелище, скажу я тебе, и грандиозное, и великолепное. Народу — тьма-тьмущая! В этот день здесь собираются почти все жители Афин. Я уже два раза принимал участие в этой процессии. С отцом, конечно. Жаль, что ты не видел наших Панафиней...

Едва ребята миновали Агору с её храмами, портиками и платанами и вышли на открытое пространство, как вдали показался высокий холм, сплошь застроенный вроде как храмами, среди которых выделялся один — большой и красивый. В утренней дымке казалось, что холм с храмами висит в воздухе.

Перехватив восхищённый взгляд Тимона, Лизис сказал:

— Вот это и есть Акрополь, к которому мы идём. Высота холма, точнее, скалы, на которой стоят эти храмы, больше пяти плетров. Акрополь виден со всех уголков Аттики. И даже с моря.

— Я видел его вчера с «Гелиоса». Только не знал, что это такое, — сознался Тимон. — Там ещё что-то сверкало, словно крошечное солнце.

— Это отполированный медный наконечник копья Афины. Сейчас его в дымке почти не видно, но когда подойдём поближе, увидишь.

По мере приближения к Акрополю всё отчётливее проступали очертания его строений, и Тимону снова ничего не оставалось, как удивляться и восхищаться дивной красы храмами и дворцами. Он уже представлял, как будет сейчас прохаживаться между этих строений, любуясь их красотой. Но, к его удивлению, когда надо было сворачивать ко входу в Акрополь, Лизис почему-то свернул в противоположную сторону.

— Куда ты? — спохватился Тимон. — Почему мы не идём в Акрополь?

— Видишь ли... — замялся Лизис. — В Акрополь неафинян, то есть жителей других полисов и городов, не пускают. А это означает, что и тебя туда не пустят. Мы взберёмся на тот вон холм, и пусть не всё, но кое-что ты всё-таки увидишь.

— А я-то думал... — упавшим голосом произнёс Тимон. — Но почему туда не пускают чужих?

— Не знаю, — пожал плечами Лизис. — Может, потому, что в Парфеноне, в том вон самом большом храме, что справа, находится сокровищница Афин. Ну, там... хранятся городские деньги, золото и всякие драгоценные вещи. Одна статуя Афины, что стоит внутри Парфенона, чего стоит! Сама статуя сделана из слоновой кости, а её одежды — из чистого золота, которое в случае необходимости может сниматься. А высота статуи, между прочим, двадцать шесть пахюсов, и золота на ней аж сорок талантов. Представляешь! Словом, статуя Афины — тоже своего рода сокровищница.

— Ничего себе! — присвистнул Тимон. — Вот это да! Жаль, что я не увижу её...

— Эту статую изваял Фидий, самый знаменитый наш скульптор. И вообще... многое из того, что мы видим на Акрополе, построено и строится под его руководством.

— Ну, раз в Акрополь мне нельзя, тогда рассказывай обо всём, что мы там видим, — сказал Тимон.

— Обязательно расскажу, — поспешил заверить Тимона Лизис. — Ещё немного о Парфеноне. Парфеноном храм называется потому, что посвящён он покровительнице нашего города Афине Парфенос[168]. Обрати внимание на фронтон и фризы[169]. Всего на них больше пятисот статуй. Представляешь! Большинство из них создал всё тот же Фидий. Остальные — его помощники.

— Они же не так просто себе там стоят, эти пятьсот статуй, а, наверное, что-то изображают, какие-то события? — поинтересовался Тимон.

— Конечно! Они изображают разные там битвы — жаль, запамятовал, какие именно. Ещё там показаны шествия и празднества афинян. Ну, и всё такое... Кроме Парфенона на Акрополе есть ещё один храм, посвящённый Афине. Вон слева, позади центрального входа на Акрополь, который называется Пропилеи, — храм Афины Промахос[170]. Кроме того, сзади Пропилей возвышается бронзовая статуя Афины с копьём и щитом. Правда, она несколько ниже той, что в Парфеноне, — без малого двадцать пахюсов. А ещё на Акрополе стоят храмы и святилища, посвящённые Зевсу, Аполлону, Артемиде и другим эллинским богам. Есть там и пещеры — Зевса, Аполлона и даже Пана[171].

— А Пану за что такая честь? — удивился Тимон.

— А ты разве не знаешь, что Пан помог афинянам разгромить персов при Марафоне?

— Впервые слышу, — сознался Тимон.

— Когда афиняне пошли в наступление на персов, а их войско было во много раз больше афинского, над полем битвы вдруг появился Пан и поднял такой оглушительный крик, что персы, кто от неожиданности, а кто с перепугу, стали бросать оружие и пустились бежать к своим кораблям. Тут уж афиняне не зевали, уложили больше шести тысяч персидских воинов. Наших, кстати, погибло тогда не больше двухсот.

— Вот уж не думал, что Пан способен на такое, — удивлённо покачал головой Тимон. — Казалось, он только и умеет, что пугать нимф да играть на своей флейте. А тут на тебе...

Лизис между тем продолжал: