Олимпионик из Ольвии

— Ерунда всё это! — сердито оборвал Феокла сидевший впереди сурового вида мужчина в синем хитоне. — Какой демон? Какой божок? Просто какому-то недоумку взбрело в голову поставить неизвестно зачем алтарь именно там, где поворачивают колесницы. Да и поворот разве таким должен быть? Поворот должен быть широким и плавным. А мы что видим? Четвериком коней приходится разворачиваться вокруг столба! Для чего? Зачем? Чтобы гибли люди? Ведь каждый возница старается сделать поворот как можно ближе к столбу. Вот и сталкиваются колесницы. Вот и гибнут люди. А Тераксиппа выдумали жрецы, чтобы люди побольше пожертвований несли. А ты: де-емон! божо-ок!

— Очень уж разит от твоих речей Протагором, — заметил Феокл.

— Протагор — умнейший человек! — отозвался оппонент Феокла. — Побольше бы таких!

Пока продолжались эти разговоры, конюхи успели подготовить колесницы к гонке. К алтарю Посейдона подошёл трубач. Поднявшись на возвышение, он поднёс к губам свою сальпингу, и над ипподромом прозвучал резкий требовательный сигнал. И тотчас медный дельфин нырнул вниз, а над алтарём по тонкому высокому шесту взмыл кверху бронзовый орёл с распростёртыми крыльями. Одновременно с этим упали на землю верёвки, ограждавшие стойла. Возничие, одетые в длинные, до пяток, хитоны, начали выводить из стойл упряжки и выстраивать их в одну линию. Всего Тимон насчитал двадцать семь колесниц.

Зрители, а собралось их на ипподроме не меньше полусотни тысяч, ожили, зашевелились, заговорили, загалдели. Кто-то расхваливал понравившуюся упряжку, другой, наоборот, охаивал чью-то упряжку, один восхищался лошадьми, ещё кто-то выражал недовольство малым количеством колесниц.

А тем временем трубач вновь поднёс свою сальпингу к губам, и, повинуясь его сигналу, колесницы сорвались с места. Ипподром заволновался, зашумел, загалдел, заорал. Некоторые лошади, не привыкшие к такому шуму, взвились с перепуга на дыбы.

Первые два круга гонка прошла благополучно. А вот на третьем, когда, стараясь опередить друг дружку, две последние колесницы слишком сблизились и левая пристяжная лошадь одной упряжки налетела на правую пристяжную другой, произошла небольшая драма. Запутавшись в чужих постромках, сначала упала одна лошадь, тут же — другая, а за ними — все остальные. Их примеру последовали возничие, приземлившиеся, точнее будет сказать, приконившиеся, на разгорячённых конских боках. К счастью, всё обошлось, можно сказать, благополучно, если не считать перелома руки у одного из возничих. Работники ипподрома по-быстрому распутали и растащили лошадей и колесницы в стороны, освободив беговую дорожку.

Зрители на такой не значительный для подобных состязаний случай почти не обратили внимания. Они ожидали более впечатляющих происшествий. И дождались...

Когда шедшие впереди упряжки в восьмой раз огибали поворотный столб, один из возничих, стремясь вырваться вперёд, решил проскочить у самого столба. Но тут его лошади, шарахнувшись от налетавшей на них соседней упряжки, возничий которой также надумал стать единоличным лидером гонки, наскочили на столб. В мгновение ока образовался клубок из лошадей, колесниц и людей. А ещё через несколько мгновений там копошилась огромная куча-мала, из которой вырывались скрежет железа, дикое ржанье лошадей и истошные вопли пострадавших возничих.

Из двадцати пяти упряжек, остававшихся на беговой дорожке, только одна избежала столкновения. Ею правил самый пожилой возничий. А не попал он в эту свалку потому, что постоянно, то ли из боязни, то ли из осторожности, держался позади. Теперь, когда у него не осталось соперников, старик-возничий, не особо спеша, сделал ещё два круга и финишировал в гордом одиночестве.

— Ну вот... и не состязался по-настоящему, и в то же время — олимпионик, — небрежно проронил Тимон.

— Вот тут ты ошибаешься, Тимон, — заметил Феокл. — Олимпиоником стал хозяин этой упряжки, а не возничий.

— Как это? — не понял Тимон.

— А вот так! Возничие, которые постоянно рискуют жизнью, как бы и не принимают участия в этих состязаниях. Оливковый венок олимпионика, а с ним и вся слава и почёт достаются хозяину победивших лошадей. При этом хозяин может даже не присутствовать на ипподроме. Сидит себе где-то там в Хиосе или Фессалии дома, попивает винцо, и на тебе — олимпионик!

— Ещё одна несуразица! — обернувшись, с досадой проговорил сидевший впереди мужчина в синем хитоне. — И вообще, в этом виде агона всё почему-то шиворот-навыворот. И какой олух всё это придумал?

Тем временем работники ипподрома с помощью рабдухов и некоторых активных зрителей растаскивали кучу, из которой продолжало доноситься конское ржанье вперемешку с отчаянными людскими криками.

— Семь возничих покинули ипподром через Врата Печали, — мрачно произнёс Феокл и на вопросительный взгляд Тимона объяснил: — Семь человек разбились насмерть...