— Разве теперь атлеты? — спрашивал он парней и сам же отвечал: — Мелюзга одна, а не атлеты. Вот в былые времена были действительно атлеты. Возьмём, например, Файла из Кротона[220], который на семидесятой Олимпиаде прыгнул в длину на целых девять оргий. Это вам не курица начихала, а девять оргий! А теперь что? Пять оргий. Ну, от силы шесть. Смотреть не на что! А возьмём метание диска. Тот же Файл диск весом в десять мин зашвырнул за двадцать оргий. Кто сегодня, скажите мне, способен на такое? А вы про Милона из того же Кротона что-нибудь слыхали? Нет? Я так и думал! — безнадёжно взмахнул рукой мужчина. — Да будет вам известно, что этот Милон из Кротона принял участие в шести подряд Олимпиадах и на всех шести становился олимпиоником в борьбе. Это вам о чём-нибудь говорит? Но и это ещё не всё! Кроме того, Милон девять раз побеждал на Истмийских играх, восемь раз — на Немейских и шесть — на Пифийских. Вот это действительно был атлет! Он ударом кулака валил на землю любого быка. Если бы он встретился в поединке с самим Гераклом, неизвестно ещё, чья бы взяла. А что теперь? Теперь таких атлетов днём с огнём не сыщешь.
Чуть подальше знакомый уже Тимону дедушка Сострат читал собравшимся вокруг него зрителям что-то вроде лекции.
— Пройдут века и тысячелетия, — провозглашал он убеждённо, — сменится множество поколений, одни народы придут на смену другим, забудут люди нас, забудут нашу эпоху, а спорт останется. Спорт будет жить вечно. Ибо спорт — это символ жизни, это сама жизнь, одно из лучших её проявлений. А ещё спорт — первейший в мире лекарь. А лекарь, он всегда будет востребован.
По окончании диаулоса, когда Тимон и Феокл покидали стадиум, у выхода им встретился Эвклес. Встретился как бы случайно. Хотя вряд ли эта встреча была случайной. Не иначе как купец поджидал земляков. Шагнув навстречу, он обратился к Тимону:
— Юноша, поговорить надо.
Тимон вопросительно взглянул на Феокла. Тот утвердительно кивнул головой, и Тимон подошёл к Эвклесу. Взяв паренька за локоть, Эвклес наклонился над ним и, больше всего боясь уронить достоинство, скороговоркой пробубнил:
— Ты вот что, Тимон... Не держи на меня обиды. И-и... ну, словом, прости меня, — Чувствовалось, что этот разговор даётся Эвклесу с большим трудом. — Нехорошо поступал я. А всё потому, что очень уж хотелось видеть Матрия олимпиоником. Но увы!
— Понятно, — отозвался Тимон. — Извинения принимаю. И забудем об этом.
— И просьба у меня к вам обоим... — замялся Эвклес. — К тебе и твоему педотрибу. Не рассказывайте в Ольвии о том, что произошло с нами на стадиуме. За молчание я готов заплатить вам. В разумных пределах, разумеется. Сколько вы хотите?
— Ничего мы не хотим. Нам твои деньги, дядюшка Эвклес, не нужны. А относительно молчания... Раз просишь... даю слово, что от нас, от меня и дядюшки Феокла, в Ольвии об этом происшествии никто ничего не услышит. Даже мой отец.
— Ты хороший парень, Тимон, — расчувствовался Эвклес. — Зря я с тобой так... Вот что! Вы оба можете вернуться в Ольвию вместе с нами, на моём корабле. Для нас это будет вроде как почётная миссия: доставить на родину двукратного олимпионика.
— Не знаю...— Тимон даже слегка растерялся от неожиданной услужливости Эвклеса. — Я посоветуюсь с педотрибом.
Ипподром находился южнее стадиума, между стадиумом и долиной реки Алфей. Оказалось, что размером он намного больше стадиума. В длину ипподром вытянулся больше чем на три стадия, да и по ширине во много раз превосходил стадиум. А на его склонах, пусть и не таких высоких, как стадиумные, запросто могло усесться в три раза больше зрителей.
Поэтому найти здесь подходящее место оказалось делом несложным.
Пока готовилась гонка, Феокл рассказывал Тимону обо всём, что было видно на ипподроме:
— Вон то, в начале ипподрома, похожее на портик длинное деревянное сооружение — это стойла. Там их сорок. В них конюхи и возничие готовят упряжки к гонкам. Перед стойлами алтарь Посейдона. Посейдон ведь у нас, кроме всего прочего, ещё и покровитель всяких там конских состязаний.
— А зачем там, рядом с алтарём, дельфин и орёл? — спросил Тимон.
— Начнутся гонки — сам увидишь, — уклонился от ответа Феокл.
— А вот эти массивные каменные столбы, что стоят в начале и в конце беговой дорожки, — они указывают, где колесницам надлежит разворачиваться? — догадался Тимон. — Так ведь?
— Совершенно верно, — подтвердил Феокл. — А вон видишь, в конце дорожки, за поворотным столбом стоит ещё один алтарь? Это алтарь божка Тераксиппа. Многие называют его демоном. Перед его алтарём очень часто гибнут люди. То есть возничие. Лошади тоже. Думаю, что и сегодня не обойдётся без людских жертв. Очень уж кровожадный и ненасытный этот божок...