Оливер Лавинг

Как ни удивительно, деньги у Евы были. Согласно последней выписке из банка, на счете у нее значилось 7817 долларов, а ожидалось еще полторы тысячи – пятьсот из губернаторского фонда и тысяча, если у нее получится остановить глаза на абсурдистских притчах из «Иисуса – моего лучшего друга» (в книге Спаситель давал советы подростку, размышляющему о предложенном косяке, о запотевшей банке пива, о непристойном посте в соцсетях). Но Ева вела и другие подсчеты – и как часто она ощупывала их, словно струпья. Пять лет: столько она живет без Чарли. Девять раз: столько он звонил ей за последние двенадцать месяцев. Почти две тысячи: столько раз она посещала приют, пока Чарли не было.

Следующая встреча с Марго Страут была назначена на девять утра; когда они вышли из кафе, Ева с ужасом обнаружила, что уже 8:50. В набирающем силу зное Голиаф заворчал и закашлял, словно бродяга, которого разбудили, ткнув в него дубинкой. Ева спрашивала себя, не следовало ли ей рассказать Джеду о назначенной встрече; она довольно сильно злилась на него за то, что он не проявлял никакого интереса к событиям после явившегося им чуда.

Равнина за окнами машины до самого края земли была утыкана жалкими клочками чапараля и опунции. После двадцати безмолвных обидных минут Чарли внезапно заерзал на сиденье, пытаясь достать из кармана вибрирующий мобильник. Извлек его и посмотрел на вспыхнувший экран так, как однажды в детстве смотрел на стакан с соком, который выскользнул из его руки и разбился.

– Что? – спросила Ева. – Кто это?

Дрожащей рукой Чарли повернул к ней светящийся дисплей, на котором шрифтом Arial было написано имя.

– Ребекка Стерлинг? – сказала Ева. – Тебе сейчас звонит Ребекка Стерлинг?

Еще мгновение Чарли смотрел на мобильный, но тут имя исчезло, и экран погас. Чарли встряхнул телефон, словно тот сломался.

– Видимо, до нее дошли новости? – сказал он словно самому себе.

– Да откуда она знает твой номер? Вы что, общаетесь?

– Да нет, – ответил Чарли тонким голосом. – Я звонил ей пару раз, когда в Нью-Йорк перебрался. Подумал, что ей интересно будет узнать, что в городе теперь живет ее знакомый из Техаса. Но она, похоже, не хотела вступать в контакт.

– Так что же ей сейчас-то могло понадобиться? – Ева не могла придумать, что еще спросить.

Она бросила взгляд на сына; камни и кустики фукьерии за окном размывались из-за стремительного бега Голиафа и пятен, которые Чарли оставил на стекле, выглядывая наружу, словно заключенный. Но Чарли не ответил, просто робко пожал плечами, не отрывая глаз от окна. Ева смотрела на сына опасно долго, надеясь увидеть выражение его лица, но он не повернулся к ней.

Ребекка Стерлинг, или, по крайней мере, ее имя, снова в Евиной жизни; ужасно думать, что эта девушка по-прежнему существует, почему-то неприятно осознавать, что Ребекка не осталась просто образом в Евиной голове: далеким воспоминанием о фигуре, ускользающей в темноту, сотней вопросов без ответа, запертых в прошлом. Даже сейчас Еве не удавалось облечь в слова вопрос, бившийся внутри: чего Чарли пытался достигнуть в разговоре с Ребеккой? Ева потянулась к приемнику, включила музыку с потрескиваниями – волна 93.3, «Золотые хиты». Так случилось, что играла песня Боба Дилана «Like a Rolling Stone».

Ева и Чарли наконец посмотрели друг на друга, и на короткое мгновение их взгляды встретились.

Солнце уже стояло высоко, приклеивая их короткие тени к асфальту под ногами на парковке возле приюта. Пока они шли по коридорам, масляно-сметанная суспензия супа с тортильей, несколько ложек которого Ева по глупости все-таки съела, поддавшись на уговоры Чарли, клокотала в ее животе, словно лава.

Подойдя к палате, Ева часто заморгала, увидев открытую дверь.

– Мануэль?

– Ева! А это Чарли? Господи, только посмотрите, какой стал!

– Приветик! Слишком долго на меня смотреть опасно.

– Ха-ха, – отозвался Мануэль.

Техасский рейнджер капитан Мануэль Пас поднялся с дополнительного стула, который кто-то принес в палату. Ева почувствовала, что они с Чарли чему-то помешали. Сидящая возле постели Марго вспыхнула. Мануэль смущенно мял поля своей ковбойской шляпы, закрывшие медные пуговицы формы. Он был так не похож на мускулистого рейнджера, который приходил к четвертой койке много лет назад. Словно у облетевшего одуванчика, последние прядки волос исчезли с его головы; Мануэль сжался, превратившись в более плотную, более жесткую версию себя. Фрэнка Рамбла, что неудивительно, нигде не было видно.

– А вы что тут делаете? – спросила Ева, позволив Мануэлю приобнять себя и похлопать по спине.

– Ева… – Мануэль отстранился, держа ее за плечи вытянутыми руками. – Господи, даже не знаю, что сказать. Эта новость…

– Марго Страут, я полагаю? – спросил Чарли. – А я брат Оливера. Чарли.

– О, я помню тебя, Чарли! – Просияв, Марго уклонилась от протянутой руки и крепко прижала к груди небольшое и тощее юношеское тело. – Помню еще с тех пор. И конечно, капитан Пас прав. Вот это да! Ты теперь взрослый мужчина.