Оливер Лавинг

Хотя поток статей после новости о «чуде в Биг-Бенде» быстро иссяк, прежде чем позвонить Лукасу, Чарли попытался подбодрить себя мыслями о своем уникальном взгляде на события. Мир – во всяком случае, часть мира за пределами клочка округа Пресидио – вновь заинтересовался Оливером, и только Чарли имел доступ к внутренней информации. Он заново представил себе целую книгу, которая будет включать все детали прошедших недель, описанные в живой, эмоционально захватывающей манере, – детали, при мысли о которых, по правде говоря, Чарли становилось нехорошо. И все же, словно пробуя пальцами ноги прохладную воду, он чувствовал возможность облегчения: он убедил себя, что в свете поразительных новых фактов Лукас, возможно, согласится заранее выплатить остаток денег, которые полагались Чарли после сдачи рукописи.

– Господи, – сказал Лукас Леви, выслушав сумбурный и путаный рассказ Чарли о событиях последних недель: о результатах последнего обследования, о работе Марго Страут, о нескольких новых статьях в местных газетах. – Но вы по-прежнему не знаете, сможет ли он когда-нибудь коммуницировать?

– Да, – ответил Чарли, и на несколько секунд воцарилось молчание.

– И что там у тебя продвигается?

– Вот об этом и речь, – сказал Чарли. – История меняется так быстро, что мне придется все начать сначала, и тут, я надеюсь, ты сможешь мне помочь.

– Помочь?

– Мне просто надо еще немного денег по контракту. Сколько сможешь дать.

– Чарли…

– Обещаю! Я быстро закончу.

– Ясно.

– Послушай…

– Нет, это ты послушай, – прервал его Лукас. – Не хочется этого говорить, но иначе невозможно. Мой босс – должен сказать, он подумывает расторгнуть контракт.

– Расторгнуть?

– Тебя это правда удивляет? Мы договорились, что ты покажешь часть работы к декабрю, а сейчас август. Август! И каждый раз ты говоришь мне, что начинаешь все заново.

– Но как насчет того, о чем ты говорил? О национальном позоре?

– Да, это так. То, что случилось с твоим братом, – трагедия, позор, как я говорил, но сейчас стрельбу устраивают каждый месяц. Если честно, не могу винить людей за то, что эта тема их утомила.

Чарли понурил голову, кивнул. Согласно громкому и краткому потоку дискуссий, который разразился в прессе после вечера пятнадцатого ноября, мотивом Эктора Эспины был малопонятный сплав душевной болезни, насилия в СМИ, белой ксенофобии и проблем с наркотиками; но в частых лихорадочных размышлениях Чарли над неведомыми причинами этого поступка самым подлинным ответом оказывался следующий: Эктор, парень, который не смог устроить свою жизнь после окончания школы, надеялся принудить весь безучастный мир запомнить его имя, хотел использовать пистолет в своей руке как особый аппарат, который трансформирует его одинокую агонию в чернейшую славу, превратит личное несчастье в массовое кровопролитие. Однако он был переполнен, этот пантеон злодеев – все эти одинокие, мучимые гормонами, фанатичные, безумные юноши, которые устраивали ад в школах, на военных базах, в церквях, в ночных клубах, в кинотеатрах, торговых центрах и аэропортах. С точки зрения статистики трагедия Блисса стала довольно незначительной – просто единица информации в обновлявшейся инфографике, на которую либеральные конгрессмены сердито указывали всякий раз, когда очередной сумасшедший юноша пытался превзойти своих предшественников. В течение многих лет друзья и бойфренды осторожно предлагали Чарли дать должный выход своей ярости: присоединиться к ребятам с плакатами на ступенях законодательных учреждений и бороться за ужесточение законов об оружии. Но как истинный техасец Чарли знал, что каждая катастрофа была для обезумевших граждан только поводом вооружиться еще старательнее.

– Я вовсе не хочу сказать, что ты безнадежен, Чарли, – продолжал Лукас. – Я уверен, что, вероятно, однажды в тебе зародится хорошая книга, когда ты, хммм, станешь более зрелым писателем. Но издатели иногда допускают ошибки. Я начинаю понимать, что ошибку допустил я.

Ужасная пауза.

– Но… – произнес Чарли, отчаянно желая найти придаточное предложение.

– Давай так, – предложил Лукас. – Давай ты пришлешь мне, не знаю, сто страниц примерно. К концу месяца. И я сделаю, что смогу. Однако должен предупредить, что перспективы не очень.

Но даже тогда Чарли сумел как-то справиться с паникой. Он рассудил, что просто напишет эти страницы, и работа все скажет сама за себя.

– Скажет сама за себя, – заметила Ма два дня спустя, когда, преисполненный ложной самоуверенности, подкрепленной огромными количествами кофе, Чарли подбадривал себя рассказами о своих – кавычки открываются – потрясающих успехах – кавычки закрываются. – Интересная формулировка.

– Интересная?

– Ты имеешь в виду – скажет за нас. Скажет за твоего брата. А как насчет того, что сказал бы он сам?

– Именно. Как насчет этого? Я как раз и говорю…

– Я правда очень устала и не хочу спорить. Если тебе нужно хобби, занимайся своим хобби. Но если правда хочешь помочь, попробуй подыскать себе работу.

– У меня есть работа. Есть договор, если хочешь, могу показать.