Оливер Твист

Это дйствительно былъ мистеръ Даукинсъ, который, вошелъ въ залу, съ засученными по обыкновенію, рукавами своего огромнаго сюртука, засунувъ лвую руку въ карманъ, а въ правой держа шляпу и идя впереди тюремщика какой то особенной виляющей походкой, не поддающейся никакому описанію; занявъ мсто у скамьи подсудимыхъ, онъ громкимъ голосомъ пожелалъ узнать, по какой причин его ставятъ въ такое унизительное положеніе?

— Попридержи свой языкъ! — сказалъ тюремщикъ.

— Разв я не англичанинъ? — возразилъ Доджеръ. — Гд же мои личныя права?

— Получишь скоро свои личныя права — да еще съ перцемъ, — отвтилъ тюремщикъ.

— Посмотримъ, что скажетъ министръ внутреннихъ длъ этимъ приказнымъ крючкамъ, если мн не дадутъ удовлетворенія, — продолжалъ мистеръ Даукинсъ. — Ну, такъ въ чемъ же дло? Я прошу господъ судей поскоре выяснить это недоразумніе, а не задерживать меня, читая въ это время газеты, такъ какъ у меня назначено свиданіе съ однимъ джентльменомъ въ Сити; а я строго соблюдаю данное слово и очень аккуратенъ въ дловыхъ сношеніяхъ, и онъ уйдетъ, не найдя меня въ условленное время, и это можетъ послужить причиною иска противъ тхъ, которые меня задержали. Конечно, имъ такой исходъ нежелателенъ.

Тутъ Доджеръ, очевидно желая во всхъ подробностяхъ ознакомиться съ предстоящимъ разборомъ дла, спросилъ у тюремщика, «какъ звать вонъ тхъ двухъ старыхъ писакъ, что сидятъ за cyдейскимъ столомъ». Это такъ разсмшило зрителей, что они расхохотались почти столь же задушевно, какъ сдлалъ бы мистеръ Бэтсъ, если бы слышалъ его требованіе.

— Тише тамъ! — закричалъ тюремщикъ.

— Въ чемъ тутъ дло? — освдомился одинъ изъ судей.

— Карманщика привели, ваша милость.

— Бывалъ этотъ малый здсь раньше?

— Наврно много разъ бывалъ, — отвтилъ тюремщикъ. — Онъ, я думаю, везд побывалъ. Я хорошо его знаю, ваша милость.

— Вотъ какъ, вы знаете меня? — вскричалъ Доджеръ, длая видъ, что записываетъ это показаніе. — Отлично. Это вдь есть ничто иное, какъ опороченье моего добраго имени.

Раздался снова взрывъ хохота и снова прозвучалъ призывъ къ молчанію.

— Ну, гд же свидтели? — спросилъ письмоводитель.

— Да, правда! — добавилъ Доджеръ. — Гд они? Я бы хотлъ ихъ видть.

Это желаніе было немедленно удовлетворено, такъ какъ выступилъ впередъ полисменъ, который видлъ, какъ подсудимый рылся въ карман неизвстнаго господина въ толп и вытащилъ оттуда платокъ, оказавшійся такимъ старымъ, что онъ благоразумно положилъ его назадъ, предварительно употребивъ его на собственную надобность. На основаніи этого полисменъ арестовалъ его, какъ только ему удалось до него протискаться, и обыскавъ его, нашелъ при немъ серебряную табакерку съ выгравированной на крышк фамиліей владльца. Этотъ джентльменъ былъ разысканъ по справк въ «Судебномъ Указател» и присутствовалъ на засданіи. Онъ подъ присягою заявилъ что табакерка принадлежитъ ему и что онъ хватился ея какъ разъ въ тотъ моментъ, когда выбрался изъ упомянутой только что толпы. Онъ также разглядлъ среди давки молодого человка, усердно прокладывавшаго себ путь, и этого молодого человка онъ видитъ теперь передъ собой на скамь подсудимыхъ.

— Не имешь ли ты о чемъ нибудь спроситъ этого свидтеля? — сказалъ судья.

— Я не желаю унижаться до разговора съ нимъ, — отвтилъ Доджеръ.

— Не имешь ли ты вообще что нибудь сказать?

— Разв ты не слышишь, ихъ милость спрашиваютъ у тебя, что ты имешь сказать вообще? — спросилъ тюремщикъ, толкая молчавшаго Доджера локтемъ.

— Виноватъ, — сказалъ Доджеръ, разсянно вскидывая взоръ. — Вы кажется обратились ко мн, любезный?

— Никогда я не встрчалъ такого заправскаго бродяги, ваша милость, — замтилъ тюремщикъ съ усмшкой. — Хочешь ты что нибудь сказать или нтъ?

— Нтъ, — отвтилъ Доджеръ. — Скажу, да не здсь, потому что какое же здсь я могу найти правосудіе? Кром того, мой адвокатъ нынче утромъ завтракаетъ у вице-предводителя палаты общинъ. Но въ другомъ мст я скажу кое что, заговоритъ и онъ, заговорятъ и многочисленные мои высокопоставленные друзья, да такъ, что вонъ эти крючкотворы не возрадуются свту блому и захотятъ, чтобы ихъ лакеи повсили бы ихъ на вшалки для шляпъ, вмсто того, чтобы попытаться сдлать это со мною. Я…

— Готово! Онъ приговоренъ въ тюрьму, — перебилъ письмоводитель. — Уведите его.

— Идемъ, — сказалъ тюремщикъ.

— Хорошо, я пойду, — отвтилъ Доджеръ, чистя свою шляпу ладонью руки. — Ага! (обращаясь къ судейскому столу:) нечего корчить испуганныя лица; я буду все равно безпощаденъ къ вамъ и не выкажу ни малйшаго снисхожденія. Вы поплатитесь за это, милйшіе! Я ни за что на свт не согласился бы быть вами! Я не ушелъ бы на волю, если бы даже вы бросились на колни и умоляли меня. Ну, идемъ же въ тюрьму! Уведите меня!

При этихъ послднихъ словахъ Доджеръ разршилъ увести себя за шиворотъ, не переставая, пока онъ не очутился на двор, грозить, что онъ подвинетъ изъ за этого цлую бурю въ парламент; затмъ онъ началъ ухмыляться въ лицо тюремщику съ весьма веселымъ и самодовольнымъ видомъ.