Оморикия

Даниил купил в ипотеку двухкомнатную квартиру в шикарном месте, прямо у моря в Улисе, и брался за любую работу, чтобы быстрее эту ипотеку выплатить. Но даже тогда, после работы, смертельно уставший, он все же приходил на «наш» берег, посидеть у воды и поговорить о том – о сём. Он ни разу меня не обнял, но садился непременно рядом, так, что наши плечи почти соприкасались, – и тогда моё сердце повисало в пустоте на веревочке и крутилось, как юла.

Потом он мне написал, что снова отправляется в графство на заработки. Вскоре после этого я и увидела его у песчаных дюн, а через месяц отправилась в отпуск.

В северном и южном полуцарствиях шли бои, поэтому светится мне там, а тем более в Оморикии, было бы крайне неосмотрительно. Я как раз раздумывала о том, где бы мне провести отпуск, как с Приграничья мне прислали приглашение покатранить. Работы в Приграничье было хоть отбавляй: к их берегу течением прибило мины, и они охотно нанимали минных тральщиков. Пригранцы даже позволяли островным наездникам перегнать от Пролива пару косяков рыбы, – в качестве бонуса за траление. Похоже, на эту работу приедет вся гильдия с острова, кроме Даниила. Данька, конечно, до сих пор работает в графстве, – он же по контракту, вряд ли ему дают отпуск. Если я решусь на такой переход, то мне надо будет предварительно выспаться в Городе у Пролива: ведь гнать рыбу мы будем без сна несколько суток… Но гнать-то мы ее будем в мою родную Оморикию… Пожалуй, стоит рискнуть!

Домой

Мы гнали луфаря уже целый день и немного подустали. Катраны никогда не останавливаются, они лишь замедляют свой ход. Скользят медленно по воде, словно на променаде, – отдыхают. Плывут в свое удовольствие. Мне больше всего нравятся такие моменты, когда всё тело больше не ноет от напряжённой дневной гонки, и можно даже соскользнуть в воду и поплавать, придерживаясь за катраний хвост. Или улечься спиной на плавник и просто посмотреть на догорающее небо.

Закат в тот вечер был выдающийся. Солнце огненным шаром медленно опустилось за горизонт, оставляя малиновые блики на свинцовой воде. На горизонте показался черный силуэт парохода; скорее всего, он шел с Северной гавани к Проливу. Больше ведь ничего не ходило: смута. Там, наверное, было много малышни, – семьи вывозили своих детей на запад. Мы так же в свое время удирали от снарядов и нищеты. Ничего, скоро это все закончится… Потерпите немного, граждане-товарищи.

Небо на западе еще полыхало закатными красками, как с востока выкатила луна. Она висела огромным блином совсем рядом, кажется, – руку протяни, и ухватишь. Я залюбовалась… Волны плескались тихо, совсем рядом с моими ступнями, – я иногда чиркала по воде большими пальцами ног, чувствуя ее тепло. Как гигантская грелка, море согревало воздух набранным за день теплом. Время словно бы застыло над водой.

Ветер нежно трепал мои волосы и уносил прочь чьи-то слова. Прислушиваясь, я наклонила голову набок, защищаясь от ветра, и почувствовала, как на мою талию легла рука. Она была большая и очень знакомая, теплая, почти горячая даже через гидрокостюм. Я почувствовала на своей щеке его легкое влажное касание. От этого касания горячая волна прошла вдоль моего позвоночника, и ноги стали невесомыми, словно из воздуха. Даниил… Его рука скользнула вдоль моего бедра, и остановилась; кажется, я вся поместилась между его горячих ладоней, став бесконечно маленькой и гигантской одновременно. Он пришел ко мне времяформой, и я тоже потеряла физическое тело. Я вырвалась из него радостным вихрем, и мы закружились под южными звездами…

… Внизу раздался взрыв. Даниил быстро прижал меня к себе: «Не надо, не смотри!» Сверху было видно, как высоко вверх взмыл столп воды; по морю стали быстро расходиться круги. В центре, прямо в середине темного пятна, истекали кровью огромные белые куски. На акульем мясе рваными лентами чернели остатки гидрокостюма. Было видно, как поодаль поворачивали свои головы сонные катраны. Они тревожно били хвостами, чуя кровь, а всадники, надрываясь, кричали мое имя: «Лена! Лена! Лее-нааа!» – мой катран налетел на мину. Из меня вырвался беззвучный крик, и в ответ я услышала пронзительно высокий звук плача: акулы смотрели на меня, задрав вверх свои острые морды. Я, не отрываясь, разглядывала тонкую проволочку, ртутными шариками стекающую в море из оторванной женской руки. Примитивный прибор для слежения, вводится при помощи камеры через малюсенькую дырочку на коже. Именно на наличие этого прибора я и хотела провериться на острове… Интуиция. Слишком поздно: они меня зачистили.