Оморикия

Несколько месяцев назад, когда я еще работал в графской конюшне, на выходных я прогуливался по берегу океана. Тогда я и увидел Лену. Я ее сразу узнал: таких, как она, в графстве не так уж и много. Лена возвращалась от Морских пещер. Она шлепала босыми ступнями по мокрому песку и счастливо улыбалась каждый раз, когда волна захлестывала ее загоревшие ноги. Кромка ее шорт уже намокла, но солнце припекало не по-зимнему жарко. Я залюбовался ею и присел на дюну, готовый окликнуть ее в любой момент. Я на секунду оторвал от нее взгляд, чтобы насыпать и ей побольше песка рядом – для удобства, а когда посмотрел в сторону океана, ее уже не было. Я вскочил, не поверив своим глазам. Как будто резко перемотали фильм, – Лена была уже едва видна, далеко впереди. Через секунду она исчезла из вида насовсем. Если бы я это не видел своими глазами, я бы ни за что не поверил: Лена была северянкой, она не могла владеть оморикской времяформой по определению… Значит, Лена наврала и была островитянкой, или же она овладела искусством путешествия во времени и пространстве!

И еще она была криминальным элементом, ибо вход на этот графский пляж был только по пропускам. Скорее всего, она пробралась на пляж невидимкой, воспользовавшись времяформой. Даже я так не мог. На острове – мог, а в графстве – ну никак… Вот тебе и Лена.

Там, в графстве, я встречался с девушкой по имени Джейн. С ней было хорошо, не так одиноко. Про Лену я думал лишь изредка, но мысли о ней ласковой волной лизали мое сердце, как лижут прибойные волны береговые камни у нас в Улисе. Иногда она мне снилась, и тогда я целый день ходил с глупой улыбкой на лице. Я понимал, что очень по ней соскучился. Мне ее не хватало. Как только я вышел из больницы, я сразу Лене написал. Но мой коммуникатор быстро выставил красный флажок, объявив, что связь прервана на неопределенное время.

Анютины новости

Я все больше привыкал к своим костылям, и передвигаться мне было значительно легче. Я даже сходил в магазин и купил отличного местного вина, – продавец загрузил мне его в рюкзак, чтобы было удобнее нести. Когда я медленно двигался в сторону дома, меня на набережной обогнала семья из трех человек: мама, сынок лет десяти, и папа. Мама прошла совсем рядом со мной, обернулась и заулыбалась: «Выздоравливайте!» За ней обернулся и мальчишка: «Выздоравливайте скорее!», а папа в полуобороте помахал рукой. Я заулыбался: «Спасибо, ребята, спасибо!», – мне пришлось остановиться, чтобы не расплакаться: это было так неожиданно и так здорово. По возвращению на остров я всегда становился очень сентиментальным, – наверное, я просто радовался, что я дома, радовался нашим людям… Ведь в графстве такое общение между незнакомыми людьми, да еще на улице, было просто невозможно и представить.

Моя квартира была на третьем этаже, и мне из кухни было видно кусочек моря. Каждое утро я рассматривал в подзорную трубу поверхность воды, пытаясь разглядеть знакомые силуэты всадников. Пару раз мелькали обтянутые гидрокостюмами тонкие женские силуэты, – может быть, среди них была и Лена. Смотреть на наездниц, грациозно сидящих на спине катрана, я мог бесконечно…

Я проводил время за плетением сетей да просмотром телевизора. Чередой шли бесконечные сводки с места военных действий, и мне было жалко буквально всех гибнущих солдат. Несколько лет назад барры зашкаливали у нас на острове, потом меридиан сместился чуть восточнее, и сейчас трясет Общие земли… Я с удивлением смотрел репортажи: ведь до этого я был уверен, что это была перепалка братьев за шахты оморикия. На самом деле все перестрелками у шахт и тоннелей не ограничивалось: война была нешуточная, южане и северяне буквально убивали друг друга, убивали насмерть…

Я вышел на лестничную клетку и костылем постучал в дверь соседке тете Даше, – я отдал ей готовые рыбацкие сети. Она пообещала мне их продать, а на вырученные деньги купить еды себе и мне, а еще немного оморикской шерсти. Из этой шерсти с примесью островного металла выходили неплохие кольчуги. Сейчас мало кто помнил, как их вязать, а раньше это было повсеместным навыком. Кольчуги, конечно, никто не продавал, хотя шерсть с оморикием стоила дорого, – мы же не мародеры какие. Квартиры с вязальщицами маркировались буквой Ф. Кольчуги волонтеры просто собирали по квартирам и отправляли на фронт. Я, как умеющий вязать, тоже мог бы помочь фронту, поэтому и попросил тетю Дашу купить мне шерсти… И еще я мелком начертил на двери букву Ф.