Оморикия

В дверь позвонили, и Анютка побежала открывать. Марк от неожиданности отпрянул от спешно открытой двери; его глаза блеснули в темноте коридора, и он открыто уставился на Анюту.

– Привет! – сказала она дружелюбно. – Проходите!

Я холодно смотрел на Марка, твердо давая понять, что за моей племянницей ухаживать не стоит. Я показал ему костылем на диван, и попросил Анюту приготовить нам чай.

Марк снял обувь и прошел за мной в комнату. Он уселся, положил ногу на ногу и холодно уставился на меня.

– Ты идиот? – спросил он спокойно.

Я немного опешил и выжидательно молчал. Я много чего не понимал, но идиотом меня точно назвать было нельзя. Марк молча показал вымазанные в меле пальцы:

– Ты нахрена рисуешь на своей двери? Тебе заборов в детстве мало было, не нарисовался?

– А что тут такого? – я начал злиться. – Фронтовую помощь еще никто не отменял…

– Ты знаешь о том, что бритоголовые в пещерных городах сидят? Им же жрать охота, и они вообще-то с двумя рабочими ногами и хорошо бегают, в отличие от некоторых. Они и сюда доберутся, и всех вас в блокнотик себе запишут за эту букву «Ф»…

Анюта принесла нам чаю, и Марк на время замолчал. Мне хотелось наорать на всех, послать всех куда подальше; в тоже самое время я чувствовал себя благодарным за заботу и внимание. И вообще я чувствовал себя очень зависимым от тети Даши, Марка и Анюты. Я, несомненно, стал более терпимым за последнее время; я был не уверен, что сам себе нравился. Я пошевелил пальцами левой ноги:

– Когда мне уже гипс снимать можно будет? Что доктор говорит?

– Скоро, друг мой, скоро. Я пришел за твоими паспортными данными, билет тебе куплю в один конец. На днях зайди в больницу, ногу проверим, заодно и билет тебе передам.

Он замолчал, допил чай и ушел.

***

Мне сняли гипс, и я занялся лечебной гимнастикой. Мышцы восстанавливались достаточно быстро, и уже через неделю я решительно вышагивал по перрону железнодорожного вокзала. Анюта меня посадила в полупустой вагон, чмокнув на прощание в щеку. Через двое суток я добрался до Приграничной таможни, откуда вежливые ассистенты проводили меня до уютной каюты парохода. Я направлялся обратно в графство Гер. В кармане моей куртки рядом с документом о графском подданстве лежала флешка Марка.

Боже мой, какое же это было счастье снова оказаться в море! Опершись на трость, я долго стоял на едва покачивающейся палубе, с удовольствием втягивая свежий воздух. Ветра почти не было, и зеркальную поверхность моря едва рябило. Форштевень уверенно рассекал гладь воды, и рядом с нашим судном соревновались в скорости озорные дельфины: они стайками следовали вдоль борта, провожая нас к закатному солнцу.

Я не хотел уходить с палубы. Там, на острове, даже в своем вынужденном заточении, я все же напитался нашим оморикским воздухом: моя кожа вернула себе золотистый цвет, а позвоночник выпрямился, и я задышал легко, в полную грудь. В последние дни своего пребывания на острове я часто бывал на берегу, пытаясь отыскать Лену. Я удивительно легко входил во времяформы, облетая все наши стоянки и ночевки, но ее нигде не было. Я снова чувствовал себя сильным и гибким, словно сбросил лет двадцать, и искал ее страстно, как влюбленный юноша.

Луна тонким серпиком вышла из воды и вскоре огромным желтым шаром повисла над горизонтом. Пассажиры, закончив ужинать, вышли проветриться на палубу перед сном. «Смотрите! – закричал мальчишка, указывая на луну. – Смотрите, там люди катаются на дельфинах!» Я всмотрелся в лунные пятна и тоже стал различать приближающихся к нам всадников. Только они, конечно, «катались» не на дельфинах, а на катранах. Они приближались, и вскоре стало видно, как вспенивается короткими бурунчиками море, а из толщи воды выпрыгивают рыбешки: всадники гнали косяк скумбрии.

Среди них была Лена. Я ее сразу узнал по ее манере откидывать голову назад и сжимать коленями бока катрана. По ее трогательным ключицам, видимым даже через гидрокостюм. По сильным плечам и резко очерченному длинному бицепсу. Мое сердце наполнилось теплой пульсацией, и я мелко завибрировал. Я поймал на себе удивленный взгляд мальчишки, и почувствовал, как палуба ухнула вниз, а я провалился в пустоту…