Омут памяти

Как-то я привез из Канады министра иностранных дел Шарпа. На встречу с Косыгиным пришлось лететь в Пицунду, там он отдыхал. Перед встречей Алексей Николаевич пригласил меня пройтись по берегу, чтобы получить информацию по Канаде.

Я рассказывал, он внимательно слушал. Задавал вопросы. Сказал мне, что знает о моих хороших отношениях с премьером Канады. Его жена, Маргарет, регулярно переписывалась с дочерью Косыгина Людмилой. Именно она посоветовала Маргарет назвать третьего сына четы Трюдо Александром.

…Берег моря, тишина, мы одни, течет спокойная беседа… Казалось, можно откровенно поговорить не только о Канаде — о положении в своей стране… Я маялся, все порывался начать настоящий разговор, но так и не решился. Что-то непреодолимо сдерживало. Да и Алексей Николаевич был скуп на слова.

Помимо ориентации на Косыгина существовал и другой фронт — молодежный. Так называемая «молодежная группа» видела во главе партии Александра Шелепина. В аппарате, и не только в центральном, активно «обсасывалась» информация из Монголии. Там была партийно-правительственная делегация во главе с Шелепиным. Одно из застолий, видать, было затяжным и обильным. В конце его Николай Месяцев провозгласил тост за будущего Генерального секретаря ЦК Шелепина. Тем самым судьба молодежного клана была предрешена. Но Брежнев дал им возможность «порезвиться» еще какое-то время и выявить себя в более трезвой обстановке.

Вскоре состоялся пленум ЦК. Со своим заведующим Степаковым я шел пешком со Старой площади в Кремль. В ходе разговора он буркнул: «Имей в виду, сегодня будет бой. С Сусловым пора кончать. Леонид Ильич согласен». В кулуарах, еще до начала пленума, ко мне подошел Николай Егорычев — первый секретарь Московского горкома КПСС — и сказал: «Сегодня буду резко говорить о военных, которых опекает Брежнев».

Я не советовал Николаю Григорьевичу выступать на эту тему, сказав ему, что аудитория еще не готова к такому повороту событий.

— Нет, я уже решил. Вот увидишь, меня поддержат.

Егорычев произнес хорошую речь, острую, без оглядок. Он критиковал министра обороны Гречко за бездарное участие в арабо-израильской войне, за дорогостоящую и неэффективную противовоздушную оборону, в частности, Москвы. (Кстати, он оказался прав, пример немца Руста, приземлившегося на Красной площади без всяких помех, подтвердил правоту Егорычева.) Были и другие острые пассажи. Но главное было в другом. Партийных иерархов насторожил агрессивно-наступательный тон выступления.

Оратору на всякий случай слегка поаплодировали. Все ждали реакции Президиума пленума — таковым по традиции всегда было Политбюро. Там было заметно волнение, некоторая суетливость, забегали помощники и чиновники из Общего отдела. Я сидел и переживал за Егорычева, ждал речей в его поддержку, но их не последовало. Его предали. Наутро выступил Брежнев. Кто-то сумел за одну ночь подготовить ему речь, достаточно напористую. Естественно, что, получив такую «высокую команду», выступающие начали критиковать уже Егорычева, говорить о том, что атака против военных ничем не обоснована, принесет вред обороноспособности и авторитету вооруженных сил, ну и т. д.

Егорычева вскоре освободили от работы. Сначала послали в какое-то министерство. Он и там стал проявлять деловую активность, что тоже не понравилось. Тогда его направили послом в Данию.

У меня были хорошие отношения с Егорычевым. Мне нравились его энергия, чутье на новое, стремление разбудить заснувшую столицу. Как только его направили в министерство, он зашел ко мне, просил дать ему выступить по телевидению или в газетах с разъяснением его идей по новому ведомству. В чем они точно состояли, я уже не помню. Осталось только впечатление, что предложения были достаточно разумными. Но я не мог выполнить просьбу, поскольку было указание Суслова не допускать Егорычева к средствам массовой информации. Сказать об этом Егорычеву я тоже не мог.

Вскоре освободили от работы заведующего нашим отделом Степакова, тоже причисленного к «молодежной группе». (Как мне потом говорили, я был тоже в списке людей, которых «молодежная группа» якобы намеревалась использовать в будущем руководстве. В каком качестве, не ведаю. Об этом мне сказал, сославшись на Микояна, первый заместитель председателя Гостелерадиокомитета Энвер Мамедов, впоследствии уволенный с работы по настоянию Лигачева.) Эту группу подозревали в заговорщических намерениях.

Хотел бы обратить внимание на то, что главными действующими лицами «малого заговора», если был таковой, оказались Шелепин — перед этим председатель КГБ, Степаков — бывший начальник УКГБ по Москве и Московской области, Месяцев — следователь по особо важным делам еще при Сталине. Все из спецслужб. Что касается Егорычева, то он скорее «примкнувший», на самом-то деле он был человеком Косыгина. Вскоре были освобождены со своих постов и менее значительные работники номенклатуры из политического окружения Шелепина.