Он – Форс

«Один… Два… Три…» Начало гудеть тело.

У Форса – другое дело, думала я путано, у Форса тату как будто имеет смысл. Нужно будет спросить…

«Какой именно», – уже не домыслила фразу. Уснула.

*

(Tape Machines, NeiNei – Symphony Heartbeat)

– Классная? Нравится тебе?

Я красовалась тем, что почти не могла разглядеть сама – на внутренней стороне предплечья красовалось пятно определенной формы, но почти неразличимого оттенка. Лишь изредка и при очень удачном повороте проступал вдруг рисунок – переплетение линий, – похожий на тот, что распускался на спине Крейдена. Удивительно, но это тату нравилось даже мне. Оно было уникальным, дорогим, оно тоже имело «смысл».

Крейдену нравилась я. Это читалось по глазам. Так, как смотрел он, смотрят на любимую жену, с которой желают состариться. Но перед этим прожить, продышать вместе совместным счастьем каждую минуту. Промолчать их тепло, просмеяться, прошагать рука об руку через ровные дни и трудные. Мое тату, не оставившее после своего появления ни покраснения, ни припухлости, Форс обвел пальцем.

– Нравится.

– Теперь я, как марка машины. Твоя личная марка… – Я просто шутила, просто забавлялась.

Но он не смотрел на меня, как на марку, он видел во мне глубокую личность, идеальную в своей неидеальности, очень желанную. И счастье заливалось во все уголки меня, проверяя, не осталось ли где незаполненных ниш – в пальчиках на ногах есть, в кончиках волос тоже есть?

Мы могли с ним просто целоваться на улице, просто вдыхать запах друг друга; нам было хорошо без причины.

– В отель? Фильм, одеяло, объятья?

Заманчиво.

– Давай просто погуляем. Поедим где-нибудь…

Когда радость изливается наружу, хочется делиться ей с миром.

Я не знаю, какое событие праздновали в этом городе сегодня люди, вышедшие на улицу. Я не знала ни названия населенного пункта, ни улицы, ничего, но знала главное – у меня все хорошо. Жизнь текла через меня потоком, а взгляд замирал на лице Крейдена. Кто-то надел ему на голову зеленый шахматный колпак с бубенцами – на мне такой же, – и бубенцы, когда мы смеялись, позволяя толпе нести себя к фестивальным столам, несинхронно звенели. Ему шел зеленый, шла гирлянда из цветов на шее, мне шло пальто, сотканное из веселья. Грохали сбоку барабаны оркестра, натужно и ярко гудели трубы – волна пестрых участников увлекала бы нас за собой и дальше, если бы мы не выбрались из нее на берег – почти безлюдный каменный тротуар.

А после были тефтели под сырным соусом в крохотном – всего на три стола – ресторанчике. Красные с белым скатерти; сыр тянулся за вилкой, как жвачка, сыр ни в какую не желал рваться, хоть до потолка тяни, и мы баловались, наматывая его на вилку кольцами. Повар – немолодой, приземистый мужчина с талантливыми руками и хорошим вкусом – наблюдал за нами сквозь маленькое «раздаточное» окно, ведущее на кухню. Тефтели сочились соком и пахли приправами; налегать на пасту можно было бесконечно.

– В округе есть маяк. Ты об этом знаешь?

– Я ничего здесь не знаю.

За окном гремело – собиралась поодаль одна из поздних гроз. Бушевали кронами деревья, наливалось свинцовое небо.

– Хочешь, посмотрим его?

– Нас сдует…

– Я удержу.

«Укрою. Я тебя всегда от всего укрою».

Наверное, мы туда поедем. Будем долго взбираться по осыпавшимся ступеням, выдохнемся, после растеряем дар речи от открывшегося вида. Будет трепать нам волосы ветер, будет стоять за спиной Форс, обнимать. Мы вымокнем, продрогнем, будем отогреваться в машине, мечтать о горячем чае и ванне еще горячее. А может, он скажет: «Здесь в окрестностях есть еще интересная пещера. Вода в подземном озере светится, если тронуть ногой – там живой светящийся планктон». И мы обязательно захотим на него вместе посмотреть. Купание в темном термальном источнике, где под водой огоньки, под ступнями песок, жаркие руки на моих плечах; эхо от стен…

– Откуда ты все здесь знаешь? Бывал раньше? Привозил кого-то?

Мы никогда не ругались. И фразы, способные иную пару поссорить, для нас были лишь поводом еще раз услышать нечто заветное.

– Никого не привозил. – Его взгляд напоминал закат. Такой же теплый, такой же обволакивающий. – Я однолюб.

«Если один раз нашел, то нашел на всю жизнь».

– А про маяк…

Он указал на висящую на стене постер-открытку, призывающую туристов не упустить достопримечательности.

Я хрюкнула в кулак.

Повар принес чай, заваренный на травах.

Я допивала из кружки последний глоток, когда позвонил отец. Спросил: «Вилора, ты где? Скоро ли вернешься? С тобой хотят поговорить следователи, присланные Генри…»

Слетела вдруг хорошая волна.

«Пока не знаю», – успела ответить я, когда телефон зазвонил и у Крейдена.

Три коротких ответа: «Да. Хорошо. Буду», и поджатые губы. Отбой. А после потяжелевший взгляд.

– Отпуск придется прервать. На день. Я должен вернуться в город, без меня никак…

Потускнела красная скатерть; следы от тефтелей на не убранных поваром тарелках превратились в грязные разводы.

– Как будто жизнь хочет подставить нам подножку, – хмыкнула я невесело. Два звонка, две неприятные новости одновременно. – Хочет отобрать наше счастье.