В пятом часу, когда вокруг нашего дома собралась изрядная толпа – черт, как невыгодно может повлиять одна-единственная деталь в виде уникальной нашивки на ход событий, – отец закрылся в моем кабинете. Минут десять он с кем-то яростно ругался по телефону; я гадала, появятся ли в пятичасовых новостях наши с Крейденом открытые лица.
Если так, Миротворцы не помогут.
Их снесут.
*
Я не осознавала, насколько сильно натянуты мои собственные нервы, пока не пришло сообщение от Крейдена: «Еду. Буду через двадцать минут».
Только тогда я ощутила величину узла, скрутившегося в моих кишках, только тогда убрала за пояс пистолет, который мрачно рассматривала последние полчаса, гадая, кто и для каких целей мог его изобрести.
Пьяный отец пытался завести со мной наполовину враждебный, наполовину скулящий диалог, который я не поддержала. Чертыхаясь, батя удалился наверх; звякнула о край стакана очередная бутылка.
Что-то кричали с улицы; кто-то толкался за цепью из ребят в серых шинелях – не хотелось туда даже выглядывать. «Спящие» на нашем газоне в себя не приходили; теснили одна другую машины телевизионщиков.
«Дурдом…»
Звонок в дверь заставил меня подскочить. Крейден!
Не знаю, как он прошел сквозь заслон, не выдавая в себе Девентора. Очевидно, если человек в чем-то хорош, он хорош во всем.
На шею я ему бросилась с порога, выдохнула всю накопившуюся тревогу.
– Убийцу я нашел, – пояснил он без приветствий, – разговорил. Его признание появится в шестичасовых новостях, отведет от тебя все подозрения.
– Ты нашел… настоящего убийцу?
«Не подставного?»
– Конечно. Репортаж, открывающий лица на фото – чужие лица, смоделированные, – выйдет не раньше девяти. И…
Он хотел сказать что-то еще, но спустился отец. Ему хватило пары секунд, чтобы догадаться о том, кто перед ним.
– Ты, – начал он задыхаться, как от приступа астмы, – привела… его… в наш дом! Убирайтесь!
Заорал он так громко, что перестал походить на самого себя. Лицо искажено, из накренившегося стакана на ковер полился коньяк.
– Убирайтесь! Убирайтесь из моего дома…
«Прочь» добавить не успел, вдруг побледнел, схватился за грудь, принялся оседать.
– Отец! – В моей голове взвыл сигнал скорой помощи. – Его нужно в больницу, вдруг это…
– Это не инфаркт, – пояснил Крейден сухо, – это просто шок и обморок. Вечером он оклемается и будет чувствовать себя нормально.
И будто столкновение с поездом не состоялось – отступил прочь страшный сценарий с кадрами о больничной койке, капельницах, пикающих пульсометрах. Только мое собственное сердцебиение напоминало барабанный бой.
– Ты… уверен?
– Конечно. Сейчас мы его увезем туда, где ему будет спокойней. С нами вместе.
– Как… мы его вытащим? Как пронесем сквозь заслон, сквозь репортеров?
– Нам помогут.
И до того, как в наш дом вошли еще двое мужчин, подхватившие обмякшего отца – помощники Крейдена, – я успела подумать, что муж Девентор – это все-таки прекрасно.
*
Я всегда хотела побывать здесь еще раз – в лесном домике Форса.
Сбылось.
Та же чаща вокруг, тот же напоенный ароматами воздух; серый день клонился на убыль. Крыльцо давно не подметали – палочки, ветки, листья. И два пустующих кресла; мы стояли на деревянных ступенях. Люди, сопровождавшие нас, те самые, которые занесли и уложили отца в спальню, уехали. И снова тишина, когда кренятся от ветра стволы, изредка стукнет дятел, то тише, то громче шумят кроны. И тогда, и теперь я думала о том, что могу находиться здесь бесконечно – в окружении леса спокойно делалось душе.
На Крейдене все та же куртка – утренняя, отличного качества кожа, – джинсы и водолазка под горло. Только мотоцикл в какой-то момент сменился привычной машиной.
Из дома ни звука; отец «отдыхал».
– Он… не всегда такой, – зачем-то пояснила я, оправдываясь, – пьет нечасто.
«Орет и того реже».
– Я понимаю. Стресс.
Да уж. Для нас обоих, сидевших в особняке, словно в окопе с самого утра, стресс. Дня тяжелее, чем этот, я за всю свою жизнь не помнила.
– Обними меня, – мягко попросил Крейден так, когда между строк звучит «сделай это».
Я шагнула к нему, и меня укрыли надежные сильные руки. Нежно и крепко. И снова вдруг почувствовалось то же, что и когда-то – напряжение уходило из меня, вытекало, словно через пробоину. Уходило в землю, в лес, растворялось в воздухе – не сразу, постепенно. Его вытесняло тепло, чужая уверенность «все хорошо», звучащие в воздухе тихие слова «я тут».
Я бы раскрошилась сегодня без него, я бы сломалась. Теперь отсыхала в объятьях, напитывалось внутри влагой то, что иссохлось, распрямлялось то, что искорежилось.
«Тут. В каждый момент. В любой день».
Не знаю, было ли то стабильное уверенное ядро Девенторским или человеческим, но его сила распространялась и на меня.
– Легче? – прошептал Форс после долгого неподвижного стояния.
И кивок вместо ответа. Размеренный стук его сердца, пульс в жилке на шее, мужские руки с выпуклыми венами, мягко-жесткий, всегда внимательный, всегда глубокий взгляд – что еще нужно женщине? Комбинация счастья.
Но трепыхалась внутри тревога из-за отца.