Он придет

Крюгер был прав. Дозировки доктор действительно рассчитывал мастерски. Через двадцать минут по моим часам он и выглядел, и говорил значительно лучше. Я подумал о напряжении, которое Тоул испытывал каждый день, поддерживая себя в форме перед общественным взором. Вне всяких сомнений, разговоры об убийствах ускорили ухудшение.

– Глупо было пропустить… дневную дозу. Никогда не забывал.

Пока психоактивные химические вещества овладевали его центральной нервной системой, я озирал его с нездоровым завороженным любопытством, отслеживая изменения в его речи и поведении, отмечая постепенное увеличение периодов концентрации внимания, уменьшение числа нон-секвитуров[122] и восстановление взрослых речевых построений. Это было все равно что заглянуть в микроскоп и наблюдать, как примитивный микроорганизм путем деления превращается в нечто значительно более сложное.

Когда таблетки только начинали действовать, Тоул произнес:

– Я уже сделал много… плохих вещей. Гас заставлял меня делать плохие вещи. Очень неправильные для… для человека моего статуса. Для человека с моим воспитанием.

Я пропустил это мимо ушей.

Постепенно голова его прояснилась. Он повернулся ко мне – настороженный, но на вид неповрежденный.

– Что это было? Торазин? – спросил я.

– Разновидность. Я со своим медикаментозным лечением давно уже сам управляюсь. Перепробовал чуть ли не все производные фенотиазина. Торазин был хорош, но вызывал у меня сильную сонливость. Не смог бы принимать его, работая с больными… Не хотелось бы уронить какое-нибудь дитя… Ну уж нет. Просто жуть – уронить младенца. А это – совсем новое средство, значительно превосходит остальные. Экспериментальное. Производитель присылает. Просто запрашиваешь образцы, добавляешь после фамилии «доктор медицины», и ничего не надо подтверждать или объяснять. Они более чем рады услужить… У меня приличный запас. Но нельзя забывать про дневную дозу, иначе все в голове перепутывается – что и произошло, не так ли?

– Да. А сколько времени надо, чтобы подействовало?

– Для человека моих габаритов двадцать – двадцать пять минут… Достойный показатель, не правда ли? Принимаешь, оно уходит по пищеводу, ждешь, и картинка на кинескопе постепенно обретает четкость. Жизнь опять становится терпимой. Перестает ранить каждая мелочь… Вот даже сейчас я чувствую, как это действует, – словно мутная вода становится прозрачной, как хрусталь. Так на чем мы остановились?

– Мы разговаривали о грязных играх, в которые извращенцы Маккафри играют с маленькими детьми.

– Я не из этих, – быстро сказал Тоул.

– Знаю. Но вы помогали этим извращенцам надругаться над сотнями детей, уделяли время и деньги Маккафри, подставили Хэндлера, Гутиэрес и Хикла. Вы закормили передозами Мелоди Куинн, чтобы держать ее рот на замке. Почему?

– Теперь все кончено, так ведь? – спросил он с заметным облегчением в голосе.

– Да.

– У меня отберут лицензию для занятий медициной?

– Совершенно верно. Вы разве не думаете, что это только к лучшему?

– Пожалуй, что да, – неохотно согласился Тоул. – Хотя я все равно чувствую, что во мне еще многое осталось, много полезного не сделано.

– У вас еще будет шанс, – заверил я его, понимая, что таблетки далеки от совершенства. – Вас отправят до конца жизни в такое место, где вам не будет грозить стресс. Где не надо заполнять бумажки, выставлять счета, забивать голову прочей рутиной. Где никакой Гас Маккафри не приказывает вам, что надо делать, какую жизнь вести. Где будете только вы сами, и вы будете выглядеть и чувствовать себя отлично, потому что вам позволят и дальше принимать ваши таблетки – и помогать другим людям. Людям, которым нужна помощь. Вы же целитель, вы сможете им помочь.

– Я смогу помочь, – повторил он.

– Совершенно верно.

– Просто как человек человеку. Без всяких обязательств.

– Да.

– Я умею найти подход к больному. Когда я в форме. Когда я не в форме, все путается и все причиняет боль – даже идеи причиняют боль, мысли тоже могут быть болезненными. Я не в лучшем виде, когда такое случается. Но когда все мои функции в норме, в деле помощи людям мне нет равных.

– Я знаю это, доктор. Я знаю вашу репутацию.

Маккафри разглагольствовал при мне про врожденную тягу к альтруизму. Я понял, на чьи кнопки он таким образом уже нажимал.