Он пришел издалека

— Впечатляет, — признал Тафетта. — Хотя я нахожу несколько неприятной мысль о совокуплении с представителем чужого вида.

— Это потому, что твой вид уникален, — сказал Халден. — За пределами твоего мира не найдется другого хотя бы с поверхностным сходством, и то же самое относится ко всем разумным и неразумным существам, за единственным исключением — человеческого рода. Между прочим, мы четверо здесь присутствующие волей случая неплохо представляем биологический диапазон развития человечества.

Наш археолог Эммер — неандертальского типа — относится к началу шкалы. Я с Земли — она примерно посередине спектра, хотя ближе к Эммеру. Лингвист Мередит по другую сторону от середины. А за ней, на дальнем конце, математик Келберн. Плодовитость потомства распределяется соответственно. Эммер чуть за пределами возможностей скрещивания с моим видом, зато я с приличными шансами мог бы оплодотворить Мередит, и с такими же шансами она получит плодовитое потомство от Келберна.

В ответ Тафетта скептически затрещал ленточками.

— Но, кажется, доказано, что некоторые гуманоиды в самом деле ведут род с одной планеты — что они составляют непрерывную эволюционную цепочку длиной в миллиард лет?

— Ты говоришь о Земле, — кивнул Халден. — Для гуманоидов требуется планета определенного типа. Разумно предположить, что, коль скоро люди освоили сотню подобных миров, они хоть на некоторых должны совпасть с аборигенными формами жизни. Так случилось с Землей: к моменту прибытия человека на ней уже существовали человекообразные. Естественно, ранние эволюционные теории шли на любые натяжки, чтобы объяснить этот факт.

Но есть и другие миры, на которых люди, попавшие туда до каменного века не состоят в родстве с другими животными. Отсюда приходится заключить, что человек не происходит ни с одной из планет, на которых мы находим его ныне. Нет, он эволюционировал где-то в другом месте, а уж потом рассеялся по всему Млечному Пути.

— И вот, ради объяснения единственной расы, способной скрещиваться с отстоящими на тысячи световых лет видами, вы вводите понятие великого предка, — сухо подытожил Тафетта. — Это представляется излишним упрощением.

— Ты можешь предложить лучшее объяснение? — спросил Келберн. — Оно должно учитывать столь широкое распространение вида. Параллельная эволюция не годится — она не объяснит существования сотен гуманоидных — и только гуманоидных рас.

— Лучшего объяснения я предложить не могу, — Тафетта подобрал свои ленточки. — Честно говоря, никого особо не интересуют человеческие теории относительно собственной расы.

Такой взгляд был объясним. Человечество было самой многочисленной, хотя и не самой высокоразвитой цивилизацией — ленточники в известной части Млечного Пути продвинулись выше, и не они одни. И людей основательно побаивались. Стоило им когда-нибудь объединиться… но объединения не предвиделось. Единственное, в чем они соглашались между собой — это в теории относительно общего предка.

Однако ленточник Тафетта, как опытный пилот, мог быть весьма полезен. А чтобы убедить его, следовало четко сформулировать свою позицию.

— Ты что-нибудь слышал о близкородственном скрещивании? — спросил Сэм Халден.

— Кое-что. О нем слышал каждый, кто потерся среди людей.

— Мы получили новые данные и уточнили их интерпретацию. Теория состоит в том, что люди, способные скрещиваться друг с другом, состояли когда-то в близком родстве. Мы составили последовательность человеческих рас. Если раса планеты Е скрещивается вверх до А и вниз до М, а раса G дает плодовитое потомство только вверх только до В, а вниз до О, мы, какое бы место эти расы не занимали сейчас, предполагаем, что когда-то G располагалось рядом с Е, но ниже по таблице. Экстраполируя в прошлое до систем, на которых существовали человеческие расы до межзвездных путешествий, мы получаем определенную закономерность. Келберн тебе объяснит.

Розоватое от природы тело ленточника слегка закраснелось. Чуть заметно, но и столь слабая перемена окраски выдавала заинтересованность.

Келберн прошел к проектору.

— Знай мы все звезды Млечного пути, было бы проще, но уже сейчас, исследовав лишь малую их часть, мы добились достаточно точной картины прошлого.

Он нажал клавишу управления, и на экране замерцали звезды.

— Мы видим плоскость галактики сверху. Вот один из ее рукавов, как он выглядит в настоящее время, и вот человеческие системы. — Математик нажал другую кнопку, и выделенные звезды засветились ярче. Они не складывались в узор — простая россыпь звездочек. — Млечный путь в целом вращается, и хотя звезды в данной области склонны держаться вместе, они тоже совершают беспорядочное движение. Если же вычислить расположение этих звезд в прошлом, получается следующее…

Искорки звезд сдвинулись, потекли по экрану. Келберн остановил их движение.

— Двести тысяч лет назад, — пояснил он.

Теперь выделенные звезды образовали последовательность. Они располагались с приблизительно равными интервалами вдоль правильной кривой — изгиба подковы, незамкнутой, но, будь ее концы продолжены, они бы пересеклись.