Она чужая

“Что за семья-то такая?! Насколько тут все должно было опостылеть, чтобы Роб приехал за бабушкой не за несколько дней до ее отлета, а всего-то за несколько часов?!”

Кэш не думает об этом долго. Она не приезжает к своим еще живым родителям. Она смотрит на них издалека каких-то жалких пару минут, а потом уходит прочь. Для них она навсегда мертва. Ей не подойти, не обнять маму, ведь она не просто похоронила свою дочь, а была вместе с папой, в морге, на ее опознании, глядя на ее изувеченное тело.

“Он прилетел, чтобы забрать ее поближе к родным, чтобы не разрываться между городами, не трястись в ужасно неудобном самолете бессчетное количество раз! Этого достаточно, чтобы считать их семью нормальной!”

Она видит, как пилот, уже не такой привлекательный в простой куртке и толстовке, приподнимает брови и даже что-то цедит сквозь зубы, бросает один единственный взгляд на нее и идет на свое место. Они так толком и не пообщались. Дежурное “Привет”, проверка документов, квитанции на багаж, вежливо произнесенное “Мэм” с касанием края фуражки.

“Взлетаем через семнадцать минут”.

Его поспешность… Дело было не в псе. Аэропорт можно было считать «нейтральными водами».

“Не хочу говорить плохого, но, – Берта продолжала гладить Снапа, то и дело, что сминая его “шубу” на загривке, –он не самый достойный представитель своего вида”.

Кэш приподняла брови. Это означает «не говорить плохого»?

“Ты сама во всем разберешься, но я бы не стала связываться с ним!”

Кэш не знала, как воспринимать свалившуюся на нее информацию. Поводов не доверять мнению Берты у нее не было, впрочем, слепо полагаться на него она тоже не станет.

***

– Вот мы и остались одни, да, Снап?

Кэш отпустила голову, глядя на сидящего рядом хаски. Тот продолжал смотреть на небо над взлетной полосой. Самолет сделал последний круг, оставил след от топлива и исчез вдалеке.

– Уавау–уавау–вуа! – проговорил не умеющий лаять, как все нормальные псы, вожак маленькой стаи.

– Пойдем? – Она провела по белой метке между ушами. – Домой пора. Кто знает, что натворили в наше отсутствие эти охламоны.

В ответ пес что-то тихо буркнул, но задницу поднял и засеменил с ней рядом, чтобы через пару секунд устроиться на сиденье и не обращать внимания ни на что, глядя в стремительно пробегающий пейзаж за окном.

– Ну и как, все хорошо? – Кэш подошла к дому, окруженная стайкой животных.

Дом впервые за такое долгое время показался ей безжизненным, каким-то очень старым и сгорбленным. Кажется, вот-вот он обвалится вовнутрь, засыпав гостиную собравшимся наверху лесным мусором.

“Это все из-за отсутствующего освещения. Я не видела его таким прежде”.

Пес в ответ на ее вопрос занял свое прежнее место. Молча.

– Ясно, на аэродроме ты не со мной разговаривал, а прощался с Бертой, так?

Отношения со Снапом у нее складываются своеобразные. Он всегда встречал ее на границе дома и дороги, оглядывал долгим взглядом, а потом разворачивался и уходил к себе, в псарню, тогда как другие псы носились вокруг нее разноцветным визгливым вихрем. Он не ходил за ней хвостом, а просто сидел рядом. Если Кэш отдавала ему команды, он слушался, но вот ластиться не спешил. Ее знаки внимания принимал, но никогда не напрашивался на них.

Берта ничего не говорила и никак не комментировала эти моменты, вполне довольствуясь тем, что Кэш все-таки нашла свой, пусть и едва видимый, путь к сердцу собаки.

– Надо браться за дело, чем быстрее – тем лучше. – Кэш села на ступеньки, поставив рядом с собой кружку с кофе. – Зима не за горами.

Она, как и Снап, разглядывала запущенный двор перед собой. Надо что-то придумать и сделать с этими вросшими в землю предметами, бывшими ранее не то сельскохозяйственными орудиями, не то приспособлениями для раскатывания лыжни. Сколько они здесь пролежали –неизвестно, но теперь от них видны только верхушки, торчащие из земли ржавыми пятнами, обильно присыпанными еловыми иголками и окруженными редкими кустиками черники. Вокруг и возле них валяются какие-то бесполезные старые миски и ведра, насквозь проеденные временем, сыростью, снегами. Все они были с отсутствующим дном, с потерянными ручками-дугами. Дверь в сарай покосилась, мозоля глаза огромной темной трещиной.

– Знаешь что, Снап?

Снап улегся рядом, закрыв собой темный круг от поднятой кружки. Кэш почесала его между ушами, помяла шкуру, да так и оставила руку.