Это была наша третья попытка. Вернее, четвертая, но второй раз в августе случился скорее из-за жары и нескольких бутылок пива, чем из-за моей овуляции. Это наша третья попытка произвести потомство.
– Давай знаешь что сделаем? – предложил Тайер. – Давай просто поженимся.
Я подняла глаза от страницы.
– Ты же согласился – никаких уз. Брачные цепи к ним тоже относятся. Во сколько, ты говорил, надо их забирать?
«Их» – это Роберту и Джамала. Они в третий раз уехали в Ньюпорт на хай-алай. Джамал катил Робертино инвалидное кресло, а она делала за него ставки. Против всех ожиданий, они подружились.
– В полшестого. Чилли позвонит с автовокзала, – Тайер упал спиной на водяной матрас и улыбнулся сделанному его руками потолку.
– Господи, а ведь хорошая работа, – похвастался он. – Я бы сказал, скорее я художник, чем штукатур. Согласна?
– Артист ты. Разговорного жанра.
Рука Тайера на моей груди казалась не меньше бейсбольной перчатки. Ладонь была грубая, шершавая, но прикосновение – нежным.
– Так что ты об этом думаешь? – спросил он.
– О чем?
– Как по-твоему, маленьким рыбкам удалось проплыть против течения и прыгнуть в старый добрый генный пул?
Я дотянулась и потыкала его в ягодицу углом книжки.
– Может, еще раз, для верности? Ну, на всякий случай?
– Тайер, я один и тот же абзац одиннадцатый раз читаю. А у меня по этой книге в среду тест.
Тайер перекатился на край кровати и встал. Прыгая на одной ноге, он натянул трусы.
– Без вранья, тебе очень понравится быть за мной замужем. Мы бы получили огромное удовольствие. Я вовсе не похож на Дэ Дэ.
Это его аббревиатура для Данте-Дурака. За три месяца, которые мы пытались размножиться, Тайер всячески низводил Данте, задавшись целью окончательно его окарикатурить.
– Да, – продолжал он, – мой тебе совет: выходи за меня, пока есть возможность. Я завидная партия.
Я махнула на него «Стариком и морем»:
– Завидная партия – палка о двух концах.
– Правду сказать, наша странноватая договоренность начинает меня немного тяготить. Она выедает мою экзистенциальную душу.
Краем глаза я смотрела, как он надевает штаны и натягивает футболку через голову. Я подчеркнула что-то в книге.
– Угу, – пробубнила я.
Тайер хлопнул в ладоши.
– Эй, Долорес! Я ведь серьезно.
Я подняла глаза. М-да, он серьезно.
– Ты пойми, я теперь плохо сплю. Просыпаюсь посреди ночи, оттого что не хватает тебя. Ты мне нужна, понимаешь? Больше, чем раз в месяц. Больше, чем для секса… А затем в голову лезут мысли – а не использует ли она тебя просто-напросто? Или – а что, если у нас все-таки получится и мы заделаем ребенка? Кем я тогда получаюсь, Долорес? Черт, в конечном счете это сводится к безответственному поведению с моей стороны, чем я тут занимаюсь.
– Но ты же сказал мне! Пришел в этот дом и сказал…
– Да, но дело в том, что я обожаю малышей. Если мы сделаем ребенка, я знаю, что захочу его подержать. Поиграть его маленькими пальчиками. Стать его папой.
Я слезла с кровати и схватила халат.
– Ладно, прекрасно, – сказала я. – Мы больше этого делать не будем.
– Что?! Я уже не могу тебе сказать, что я чувствую, без того, чтобы ты не раскипятилась?
– Конечно, можешь. Рассказывай, что ты там чувствуешь. Жаль только, что ты меня сразу не предупредил.
– Да почему мы не можем пожениться и сделать ребенка, как все люди?! Чего ты так боишься?
– Я не боюсь.
– Тогда что ты делаешь?
– Слушай! – не выдержала я. – Мой отец бил мою мать. У меня был муж, который пропустил меня через мясорубку, а у моего лучшего друга СПИД. Я просто не верю в счастье до скончания дней. Это все вранье!
– Я знаю, что это вранье. Я не предлагаю тебе счастья до скончания дней. Я предлагаю тебе… счастье-может-иногда-до-скончания-веков-вроде-как. Ну, и, сама понимаешь, с проблемами и закидонами.
Я зажала уши:
– Прекрати! У меня до сих пор вся жизнь болит!
Это вырвалось криком.
Когда Тайер снова заговорил, его голос зазвучал мягко:
– Это уже не будет твой брак с ним. Это будет наша семья, твоя и моя.
– И Джамала, и Роберты, – добавила я. – И ребенка. Ты не реалист.
– А что значит быть реалистом? Трахаться с тобой раз в месяц с термометром во рту?
Я начала заправлять кровать, дергая простыни.
– Ну, тебе об этом уже необязательно волноваться. Это была ошибка, больше она не повторится.
– Это как понимать? Что не повторится?
Я не ответила.
– Я уже и ответа не заслужил? Что происходит, черт побери?
Я молчала.
– Ладно, – прошипел он, – прекрасно. Тогда пляшем рок-н-ролл. – Он покрутил ключи на пальце. – Роберту я привезу. Хорошей тебе жизни.
Следующие две недели Роберта смотрела на меня, сердито сося свои сигареты.
– Ну и видок у тебя, краше в гроб кладут, – съязвила она. – Позвони ему!
– Я не хочу с ним говорить, – отрезала я. – И вообще, занимайся своими делами.