Она доведена до отчаяния

– Ну я, наверное, выйду, пока вы распаковываетесь. Скоро вернусь. Приятно было познакомиться.

– У вас день рожденья? – туманно спросила миссис Стредники. Если приглядеться, она тоже походила на бурундука.

– Не совсем, – ответила я. – Но примерно.

Мистер и миссис Стредники заулыбались и одобрительно закивали, будто я сказала что-то умное и правильное.

Подойдя к стене, отделявшей туалет от нашей с Киппи комнаты, я слушала, как спорит семья Стредники – бетон вибрировал от голосов.

– Таким трудом заработанные деньги… – говорил ее отец.

– Только не с этой бегемотихой! – вскинулась Киппи.

Я порадовалась, что забрала торт с собой. Отделив синюю сахарную розочку, я отправила ее в рот и с хрустом раздавила, прижав языком к небу. От нестерпимой сладости во рту пекло.

В пять часов президент общежития Рошель, которую ненавидела Дотти, повела нас, восемь первокурсниц, на первый этаж в рекреацию, где раздала пластиковые стаканчики и налила в каждый на два пальца яблочного вина «Бунс фарм». Мы ждали, пока она прикурит сигариллу, выпьет вино и равнодушно пролистает свои бумажки. По описанию Дотти я представляла Рошель гораздо красивее – худая, рыжая, с безразлично полуопущенными веками. Если скрестить Роберта Мичума с ирландским сеттером, получилась бы эта сучка.

Рошель сказала, что ее задача – подкинуть нам лайфхаков, о которых не пишут в буклете колледжа Мертон. Например, кто из преподавателей козел, и от парней из каких общежитий следует держаться подальше, как перехитрить инспектора пожарной охраны, когда он придет проверять комнаты на наличие горячей посуды.

Со мной никто не сел. Я крутила стаканчик с вином, понимая, что и здесь я буду такой же бессильной и невидимой, как в Истерли.

– Ну, теперь вы расскажите о себе, – предложила Рошель.

Они начали с противоположного конца рекреации: Бэмби, Киппи, Тамми. Все они обладали милым жизнерадостным характером, подходившим к их диснеевским именам, и наперебой выражали восторг, что попали в заштатный Мертон.

Девушки, сидевшие ближе ко мне, были попроще и одеты похуже. У одной из них, по имени Вероника, был заметный нервный тик. Она рассказала, как попала в программу подготовки к магистратуре и серьезно относилась к занятиям. Хрупкая и нервная, как волнистый попугайчик, Наоми рассказала, что все лето провела в Вудстоке и этот эксперимент заставил ее открыть глаза. Затем она перескочила на Вьетнам, гражданские права и содержание ртути в марлинах. Киппи и Бэмби неловко переглянулись. Рошель округлила глаза и перебила:

– И последняя, но не менее важная?

Я грызла краешек стакана, страшась своей очереди. Скрип моих зубов по пластмассе был самым громким звуком в комнате. Все ждали.

– А, я? – наконец сказала я. – Долорес.

– И?

Ну что мне им рассказывать? Что у меня хватило глупости приехать на неделю раньше остальных? Что меня изнасиловали в тринадцать лет?

– Я офигенно рада здесь оказаться, – буркнула я кофейному столику.

Мне пришло в голову, пока Рошель читала правила общежития со своего клипборда, что о людях можно гораздо больше узнать по тому, как они поступают с пластмассовыми стаканчиками, чем из их слов. Киппи перестала записывать и дырявила стенки стакана заостренным карандашом. Наоми разломала свой на мелкие кусочки. Я выгрызла длинную спираль.

– Скажу один раз, для умных, – произнесла Рошель. – Не связывайтесь с парнями с кулинарного факультета – туда берут исключительно дятлов со стальными яйцами, это обязательное предварительное требование. – Киппи и Тамми переглянулись, вытаращив глаза, и захихикали. – У кулинарных в этом году академический испытательный срок. Вы их сегодня увидите – они устраивают барбекю для нашего общежития. И не говорите потом, что я вас не предупреждала. Да, и еще: есть тут одна жирная Дотти[17] десять тонн весом…

У меня перехватило дыхание. При упоминании о жире некоторые девушки невольно взглянули на меня и тут же опустили глаза.

– Дотти, – повторила Рошель, – наша знаменитая уборщица-лесби.

– Знаменитая кто? – не поняла Киппи.

– Лесби, – повторила Рошель. – Лесбиянка. Когда девушка любит девушку.

– Гадость какая, – возмутилась Киппи. – Меня сейчас стошнит печеньем!

Мне вдруг отчетливо вспомнился эпизод нашей пьяной гулянки: в тумане водки, сумбура и пения, после моего исполнения «Уважения» Дотти встала, подплыла ко мне и поцеловала в губы, сразу засмеявшись. Поцелуй показался мне странным и глупым и вскоре забылся. Сейчас мне стало не по себе – не от самого поцелуя, а от выводов, которые могут сделать всякие Рошели и Киппи. Газ от сожранных фисташек, бродивший в кишках, вступил в реакцию со страхом перед сидевшими в рекреации. Я готова была оказаться где угодно в мире, только бы не на этом потрепанном диване.

– Мне нехорошо, – выдавила я. – Можно выйти?

– Секунду, – ответила Рошель. – Вопросы есть?

– У меня вопрос, – сказала Киппи.

– М-м?

– Я к вам после собрания подойду.

– А собрание уже кончилось, – сообщила Рошель.