Она доведена до отчаяния

Мать Киппи все-таки повесила занавески с индийским узором. Ветер их отдувал, и ткань надвигалась на меня, как прибой. Всю неделю мне и в голову не приходило открыть окна.

Школьный альбом Киппи лежал на кровати. На фотографии у нее были длинные волосы и теплая улыбка.

«Младший волонтер Красного Креста I, II, тамбурмажор II, III, IV, секретарь класса III. Любимое времяпрепровождение: болтать во время самоподготовки. Слабости: жвачка «Джуси фрут». Любимая цитата: «Сегодня первый день остатка твоей жизни».

Она успела распаковать фотографию темноволосого парня и поставить к себе на тумбочку. Я нашла его в альбоме – конечно же, это Данте. «Святой Данте. Любимое времяпрепровождение: молоко с печеньем, молитвы за грешников. Любимая цитата: «Я плакал, потому что у меня не было обуви, пока не встретил человека, у которого нет ног».

Я встала с кровати и подошла к тумбочке получше разглядеть снимок. Густые брови ерошились сочувственно и скорбно, в глазах читалась борьба.

Вернувшись в комнату, Киппи с грохотом закрыла чемоданы и пихнула под кровать. Я сразу поняла, что Рошель наложила вето на ее переселение.

– У тебя очень милые родители, – сказала я. – Ты похожа на маму. – Киппи со стуком выставляла косметику и духи на полочку над кроватью. Пальцы нервно дергали узел на проводе стереоприемника. Она бралась то за одно, то за другое и все бросала, не закончив.

Она же полюбила меня по переписке, хотела напомнить я, и по своей охоте доверила мне свои интимные переживания. Это из-за моего жира Киппи меня возненавидела.

Я подошла к ее тумбочке и взяла фотографию Данте.

– Какой красивый, – сказала я. – Если можно, скажи, как у вас вышло в итоге?

Киппи наконец взглянула на меня.

– Помнишь, ты писала, что он настаивает на близости? – продолжила я. – Мне просто хотелось узнать… Хотя это не мое дело.

Она подошла, выхватила у меня фотографию и грохнула изображением вниз на тумбочку.

– Я тебе ничего не писала! – заявила она. – Понятно?

В коридоре две девицы радостно заорали, встретившись после каникул.

– Тебе я ни слова не писала. Я писала кому-то другому, той, которой ты притворялась. Дошло?

Трясущейся рукой я прикурила «салемку». Газ от фисташек будоражил кишки.

– Ну, а что я могу сделать, если у меня проблема с щитовидной железой? – спросила я. – Я такая родилась. Давай, пристрели меня за это.

На этот раз Киппи первая отвела взгляд.

На пикнике я накладывала себе по ложечке разных салатов – маленькие островки на белой равнине тяжелой фаянсовой тарелки. Это был аванс с моей стороны, чтобы задобрить Киппи: я похудею и стану нормальной ради нее. Но Киппи не обращала на меня внимания. Они с Бэмби старательно от меня дистанцировались. Я шла за ними от общежития до самой очереди к барбекю.

Жаровня состояла из разрезанной пополам бочки из-под бензина с натянутой поперек проволокой. Обмазанные соусом куски курятины шипели между девочками из Хутена и парнями с кулинарного факультета. Жаривший мясо белозубый красавец – хоть сейчас в мыльную оперу, в поникшем поварском колпаке и красной бандане на шее – улыбался нам из-за густой вуали синеватого дыма.

– Этот кусочек тебя хочет, – сказал он Киппи, протыкая и сталкивая с вилки на ее тарелку истекающую жиром куриную грудку. Если верить бейджу, звали его Эрик.

– Вы откуда, девчонки? – спросил он. Пухлая куриная ножка зависла над тарелкой Бэмби.

– Эдисон, Нью-Джерси.

– Стаутон, Массачусетс.

Эрик облизнул жирный палец.

– Да-а? Это где?

– Возле Бостона, – пояснила Бэмби.

– Бостон? Я слышал, там всем заправляет кучка старых пердунов, которые ничего не разрешают.

Киппи так захохотала, будто ее щекотали.

– Не все, – возразила Бэмби.

– А ты что, проверяла? – сострил Эрик, и они втроем рассмеялись. Эрик повернулся ко мне: – Тебе чего? – деловито спросил он, кивнув на куски жаркого. Я не могла решиться. Киппи с Бэмби ушли, не оглядываясь. Я показала на самую страшную, самую сморщенную ножку.

Когда я обернулась, ища глазами Киппи и Бэмби, они сидели на краю лужайки на каменной скамье. Обе нагнулись над тарелками, поставленными на колени, и над чем-то хохотали. Надо мной. Я не знала, куда еще идти.

Я стояла, ожидая, чтобы они подвинулись, но они не шевельнулись. Больше сесть было некуда, кроме как на землю. Я присела, насколько смогла, а дальше попросту шмякнулась на мягкое место. Я не хотела хрюкнуть – это вышло нечаянно. Куриная ножка скатилась с тарелки в траву. Я чувствовала – они перестали жевать и смотрели. Было слышно, как они прислушиваются к моему одышливому сопенью.

Разговор с парней перешел на волосы. Я могла рассказать о мятном шампуне Руфи и что Руфь сочла мои волосы прекрасными. Почему мой жир не оттолкнул Ларри и Руфь?

После десерта парни с кулинарного факультета стащили свои не нюхавшие крахмала поварские колпаки и расстегнули белые пиджаки. Двое плевали друг в друга арбузными семечками, поглядывая, кто из девочек смотрит. Через лужайку летала тарелка фрисби.