Она друг Пушкина была. Часть 1

Но что такое душа? У неё нет ни взора, ни мелодии — мелодия быть может…

Опровергая Пушкина, спешу сказать — Собаньская до конца осталась прекрасной. Прима Вера превратилась в пышную золотую осень. И ещё долго поражала всех своей неувядающей красотой. Она сумела ещё трижды выйти замуж — за получившего наконец развод Витта, затем за его адъютанта Чирковича, а после его смерти уже почти шестидесятилетняя пани в 1851 г. обвенчалась с Жюлем Лакруа (1809—1887) — романистом, поэтом, переводчиком, драматургом. Он был на семнадцать лет моложе её (Собаньская родилась не в 1794 г., как принято считать, а на два года раньше). Подобно другим, он воспевал очаровательную пани в стихах. Четырнадцать сонетов его стихотворного сборника 1872 г. «Позорный год» были посвящены ей — восьмидесятилетней, но всё ещё привлекательной Каролине. Моя спутница мужественна, и я остаюсь рядом с ней, — читаем в одном из сонетов. Но, пожалуй, строки из другого сонета Лакруа, «Франция и Польша. Моей жене», могут послужить самым веским аргументом для оправдательного приговора Собаньской: Франция и Польша, о сёстры, о вы, её две отчизны! Не отчаивайтесь, обагрённые кровью и истерзанные! Поистине ангел ещё молится за вас.

Как мудра чеховская сентенция: «После сорока лет человек сам отвечает за своё лицо!» Красота увядает, но облик может осветиться приобретённым в житейских испытаниях опытом — мудростью, доброй толерантностью к людям, смирением перед превратностями судьбы и духовной красотой, если она дана свыше. И наоборот, когда человек ничему не научился за четыре десятка жизни, озлобленность, душевная дисгармония искажают его черты. Собаньская относилась к той категории женщин, чьё очарование с годами не убывает, а напротив — наливается магической, влекущей силой. Жюль Лакруа вскоре после выхода в свет книги стихов ослеп. Каролина, как добрая самаритянка, до самой смерти (она умерла в 1885 г. в девяностотрёхлетнем возрасте) ухаживала за слепцом. Он пережил её на два года. Суровым приговором — катящейся вниз лавиной её прелестей — Пушкин совсем не думал оскорбить (или отрезвить?) красавицу. Он искал форму для выражения гётевской мысли о быстротечности жизни. Надеялся, что заставит прелестную дьяволицу проникнуться этой мыслью. А она, подобно Фаусту, воскликнет: «Остановись, прекрасное мгновенье!» Но не сумел. Роль Мефистофеля ему явно не удавалась. Было и нечто другое, что изменило Собаньскую и заставляло её сдержанно-холодно отвергать пылкие порывы Пушкина. Об этом он рассказал в стихотворении «В часы забав иль праздной скуки…»:

И ныне с высоты духовной
Мне руку простираешь ты
И силой кроткой и любовной
Смиряешь буйные мечты.
Твоим огнём душа палима
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе серафима
В священном ужасе поэт.

Собаньская стала рьяной последовательницей пиитистов, исповедующих отказ от земных радостей, очищение, духовное возвышение, смирение. Под влиянием её нравоучительных проповедей Пушкин пытался отвергнуть мрак земных сует. Но, как видим, сама мысль об отречении от всего того, к чему стремился буйными мечтами, приводила его в священный ужас. Он не был готов к этому. Он был ещё очень молод… Мысли о счастье грызли его. И он продолжал писать ей безумные письма…

В тот же день, 2 февраля, родилось ещё одно пылкое послание. Сохранился его черновик.

Сегодня 9-я годовщина дня, когда я вас увидел в первый раз. Этот день был решающим в моей жизни.