Она не умела стрелять

…Секс был бурным и продолжительным. Георгий соскучился по своей желанной лапочке, которая на самом деле была не лапочкой, а вполне серьезной бизнес-леди. Но это не мешало ему чувствовать себя рядом с ней сильным, уверенным и слегка снисходительным. Когда всё закончилось, и женщина, отдыхая, затихла в его руках, он задумался.

Раньше, до развода, они встречались урывками – во время обеденных перерывов, редких совместных командировок, иногда после рабочего дня. Впрочем, вечером часто было не до секса – оба уставали так, что не оставалось сил. Тогда они пили кофе, болтали, целовались. Это были хорошие, сладкие встречи, единственный недостаток которых был в том, что они быстро заканчивались. Хотелось еще. После развода он стал приезжать чаще, даже по выходным, но ни разу не оставался у любовницы ночевать, опасаясь, что бывшая жена все расскажет матери. А та – Жорик в этом даже не сомневался – быстро выставит его за дверь. К такому повороту событий он был не готов, намереваясь уйти красиво – так, чтобы его уход запомнили навсегда. Как это можно будет обставить, он пока не придумал и выжидал удобного случая.

Идиот, только время потерял! Сейчас жил бы на квартире и горя не знал. С другой стороны, была бы лишняя трата денег, не совсем внятные отношения с любовницей… В глубине души он надеялся, что она пригласит его к себе, узнав, что он ушел от жены. И боялся, что она этого не сделает – тянул время. Тогда бы он точно остался в дураках.

Интересно, где сейчас Лекса? Уже сутки прошли, а она как в воду канула.

Мысли о жене были неприятными, зудящими, словно укус комара. Эта недотепа в очередной раз все сделала неправильно, вне всякой логики – увидела служебные машины и пустилась наутек. Он даже не предполагал, что его жена способна на такие сложные действия. Это же надо? Решила спастись! Но от чего? Уже ей-то, как никому другому, было отлично известно, что ситуация в таких случаях безвыходная. Может, она запаниковала и потеряла остатки разума? Похоже на то. Значит, скоро ее найдут – сломленную и трясущуюся от страха.

Он давно привык к тому, что достаточно было слегка подшутить над ней – она пускалась в слезы, чуть нагрубить – у нее все валилось из рук. Возвращаясь домой, Жорик часто размышлял, что бы такое устроить новенькое, чтобы вывести эту дуреху из равновесия, это его забавляло. Предположение, что она способна сопротивляться обстоятельствам, было в высшей степени иррациональным, как сказал бы его шеф, любивший замысловатые словечки.

К сожалению, ночью ее не нашли – слишком много на окраине города было извилистых улочек, слишком они оказались темны. Жаль, день потерян напрасно.

Как же Георгий Романов ненавидел этот затерянный марьинский «шанхай», густо застроенный частными домишками и убогими послевоенными бараками, которые в любой момент готовы были вспыхнуть от зажженной спички! Ему страстно хотелось жить в центре города, где-нибудь на четвертом этаже старинного особняка, в тени раскидистых кленов и платанов. И чтобы в квартире непременно были высокие потолки, и буфет натурального дерева с немецким фарфоровым сервизом, а возле подъезда – парковая аллея. По ней было бы приятно прогуливаться теплыми летними сумерками, вежливо здороваясь с пожилыми соседками с породистыми собачками на тонких поводках. Но его недоделанная жена дом в забытой богом «тьмуторакани» ни на какую квартиру менять не соглашалась. …Вот дура! Все равно поймают!

В тот вечер Жорик давал операм показания до часу ночи. Двое допрашивали его, двое ушли к соседям, двое тщательно обыскивали комнаты, равнодушно вываливая содержимое ящиков из комода, перебирая грязными руками его нижнее белье и чистые, старательно выглаженные Лексой рубашки. Казалось, они намеревались поднять линолеум – внимательно заглядывали под шкафы, изучали плинтуса. Но, к счастью, не подняли. Остальные в это время прочесывали ночные улицы, но Лекса как сквозь землю провалилась. Впрочем, идти ей было некуда, найдется. Всех общих знакомых, ее приятельниц и подруг Жорик вспомнил, обо всех рассказал, блокнот и телефон из ее сумки отдал. Утром, не выспавшийся, злой, он позвонил любовнице и вот, наконец, с наслаждением проводил вечер в ее уютном двухкомнатном гнездышке, не опасаясь больше случайных звонков жены.

Женщина пошевелилась. Георгий ласково погладил длинные соломенные пряди своей подруги, с наслаждением провел ладонью по нежной коже спины, коснулся упругой ягодицы.

– Иннуся, лапочка моя, козочка ненаглядная, ну, скажи мне что-нибудь!

– Котик, налей шампанского…, – Георгий, наконец, отпустил ее, и женщина с облегчением раскинулась на шелковой простыни персикового цвета, в тон обоям спальни.

Инне Николаевне, на самом деле, было не до его нежностей. Весь этот вечер она мастерски изображала возбуждение, гладила и ласкала его, будто невыносимо соскучилась, томно вздыхала – нежная, ранимая, беззащитная. И Жорик был в полном восторге от того, что заместитель главного редактора журнала «Бизнес ₰ Время», властная и деловая, – так нуждается в его ласках и буквально тает в его сильных мужских руках.