Она уходит по-английски (СИ)

- Как бы так сказать. Провалы, выверты какие-то, замирания, как если бы оно перестало биться.

Она еще раз приложила стетоскоп к груди.

- Ничего не слышу такого.

- Вот слышали? - сказал я оживленно. - Вот сейчас было два раза.

- Да, что-то было, действительно. Нужно будет холтер сутки поносить. Мы гормоны постепенно снизим. Концентрацию такролимуса тоже. Такой высокий уровень держать - смысла нет, и так нагрузка на печень и почки огромная. Вон как руки трясутся.

- А когда домой?

- Планируем в конце недели, если все будет хорошо.

- А потом?

- Потом через месяц опять к нам на биопсию. Кровь сдавать каждую неделю будешь первое время. Дальше биопсия через три месяца, потом через полгода, а далее каждый год вместе с коронарографией.

- Сосуды смотреть?

- Да.

- Так соскучился по дому. Может, хоть немного в себя приду.

- Ты должен понимать, что операция была очень серьезная. Непростая. Всю жизнь на таблетках, обследованиях. Привыкай. Меняйся.

- Трудно это принять. За окном серость и сырость. На душе не лучше.

- Я заметила. Но ты должен понять, что если сам не захочешь себе помочь, то никто рядом тебе не поможет. Для врача уже половина дела, когда пациент хочет быть здоровым. Что тебя гложет? Жена не приезжает?

- Да как сказать. Я, по сути, начал бракоразводный процесс. Месяц на размышления есть. Даже не верится. До операции был счастливый муж, теперь грустный холостяк.

- А было ли счастье, Максим?

- Не знаю. Я сам запутался, что такое счастье, что такое любовь.

- Ты просто взрослеешь и начинаешь понимать, видеть, ценить, отсеивать. Возможно, эта каша в твоей голове для того, что все-таки понять: что каша, а что соль этой каши?

- Возможно. Но я и не думал, что в жизни может быть так плохо. Я сейчас, как рак без раковины, да еще и в пустыне.

- Пора делать выводы, - сказала она хмуро.

И тут я почувствовал, что мне становится плохо. Жуткая боль пронзила низ живота. Видимо, мое лицо в раз побелело, потому что Елена Николаевна вскочила и сразу крикнула в коридор; "Реанимация. Звоните быстрей!"

- Что?! Как болит?!

Я показал на живот. Потом через серую пелену увидел, как в палату вбежали сестры, хирурги, как Елена Николаевна стала кому-то звонить, как отец подбежал, как его тут же оттолкнули в сторону.

Дальше отключился. Причем в этот раз не так, как на банкете. Постепенно. Сначала зрение. Все расплылось, завертелось и погасло. Потом слух. Отдалились голоса и смешались в единую нечленораздельную речь, и все стихло. Но я ощутил, что сознание не пропало, а находилось в темноте.

Я мог двигать рукой, хотя на ощупь руки не было. "Умер? - забилось у меня в сознании". А где же тогда свет? Где туннель? Где ангелы? Что там батюшка Михаил говорил про мытарства? Что-то запаздывают. Или я не умер? В первый раз хотя бы койка была, свет, Валера со своими анекдотами. Катьки во множественном числе.

А сейчас что? Не похоже это все на то, что я видел по телевизору и слышал. Интересно, что там сейчас делают с моим телом? Хотя какая разница, теперь для меня оно, как забытый на стуле пиджак. Все казалось таким призрачным, таким далеким.

Я перебирал в памяти события своей жизни. Было ощущение, что времени у меня теперь - вечность.

Вот я захлопнул маленькой ладошкой дверь в Новосибирске, и родители не знали, как открыть эту дверь. Вызывали пожарников. Вот я потерялся на улице, и меня ищут всем двором. Вот я иду в первый класс счастливый с букетом цветов. Вот я стою на выпускном вечере угрюмый и уставший от экзаменов.

Вот первый поцелуй. Первое свидание. Первая сигарета. Первая рюмка водки. Первая близость с женщиной. Все пролетало быстро, как полет над туманом.

Вот первое знакомство с будущей женой, признание в любви. Свадьба. Медовый месяц. Улыбки. Слезы и слова отца Михаила: "Не воспринимай все дословно, Максим, иначе белое покажется белым и только. Когда светло в неверии темном, это еще не свет, когда же станет темно, не думай, что там нет света".

- Не думай, что там нет света...

Я пригляделся, но не глазами, а чем-то другим. Мне показалось, что я вижу очертания какой-то конструкции. Шкаф или стол. Я подошел поближе, а точнее, просто мысленно переместился. Ног в обычном понимании не было. Нет, все-таки это был стол. Обычный такой стол с двумя выдвижными ящиками.

Если кто-нибудь смотрел кинохронику погружения глубоководных аппаратов "Мир" и "Мир-2" к останкам "Титаника", вот примерно похожее зрелище. Если бы я мог на него нажать, то, наверное, развалился. Труха. Этот стол простоял тут не меньше тысячи лет.

Я пригляделся еще и увидел вокруг себя диван, два шкафа, один книжный, а другой под одежду, и тут я понял, что нахожусь в квартире родителей, если быть точнее, в зальной комнате. Я вдруг осознал, что и стол, и диван, и шкафы наши. Конечно, под слоем пыли их трудно было узнать, но по расположению, по габаритам точно они. Только стен не было, потолка и пола. Они как бы висели в пространстве.