Они были не одни

Петри прерывисто, тяжело дышал. Гьика задел его за живое. Вот он снова говорит против его тестя, но в отличие от прежнего ждет ответа Петри.

«Да, я виноват, очень виноват, но что можно поделать? Для меня единственная радость — гладить волосы и щеки моей невесты, ощущать ее горячее дыхание», — подумал Петри.

В тот день он расстался с Гьикой с таким чувством, будто его жестоко отколотили дубинками, но принял твердое решение: не откладывая, высказать в глаза тестю всю правду, к чему бы это ни привело!

С тех пор прошли дни, прошли недели. А Петри так все и не мог решиться поговорить с тестем. Он часто бывал в доме Ферра. Теща принимала его ласково, тесть с ним шутил, а сквозь приотворенную дверь или в окне он часто имел возможность видеть свою невесту.

— Пусть я преступник, но не хватает у меня духу поссориться с тестем, который так меня любит! — говорил он себе каждый раз, уходя из дома Рако.

Как-то вечером с топором под мышкой он возвращался с пастушеского стана. На душе у него было мрачно. Но едва он вошел в село, как его кто-то окликнул. Он сразу же узнал голос невесты, мигом свернул с дороги, перепрыгнул через плетень двора Нело и оказался перед ней.

— Василика, что ты здесь делаешь?

— У нас сбежал теленок, вот я и ищу его… Неловица сказала, что недавно видела его здесь. А ты куда направляешься?

— Милочка моя! Когда я услышал твой голос, я так обрадовался! Ну, теперь ты от меня не уйдешь! — прошептал Петри и попытался обнять невесту.

Почувствовав его прикосновение, Василика вся задрожала.

— Не надо, не надо! — бормотала она, как в бреду.

Петри любовался ею при свете луны. Он ощущал биение ее сердца, как своего собственного.

— Василика, Василика!

— Василика-а-а, где ты?.. — послышался издалека голос ее матери.

В это время с другой стороны раздалось мычание теленка.

— Василика, дочка-а-а! — звала ее мать, и голос ее все приближался.

— Му-у-у-у! — откликался ей с противоположной стороны теленок.

Но Василика и Петри ничего не слышали. И только когда рядом оказался громадный черный пес Кара Мустафы и своим глухим, угрожающим рычанием испугал их, только тогда они пришли в себя и услыхали и голос матери и мычание теленка.

— Иду, мама, иду-у-у! — откликнулась девушка срывающимся голосом.

— А теленка нашла? — спросила мать.

— Нашла, мама, нашла!

— Ну хорошо, хорошо. Так возвращайся скорей! У нас сегодня в гостях кьяхи.

Между тем Петри поймал теленка и привел его к Василике. Потом они пошли, взявшись за руки, и он проводил ее до самого дома. Какие это были для них обоих счастливые мгновения!.. Ведь давно уже им не приходилось бывать наедине при свете луны. Однако слова тещи о том, что они ждут К ужину кьяхи, огорчили Петри. Он сразу же вспомнил Гьику, вспомнил тот день, когда Гьика уже было убедил его своими доводами. И, подходя к дому Ферра, Петри уже не был таким радостным, как прежде, когда при виде любимой все казалось ему похожим на прекрасный сон.

У ограды дома Ферра они остановились: надо было расстаться.

— Мне нужно скорей вернуться, ведь у нас сегодня кьяхи! — проговорила Василика.

— Будто только сегодня они у вас! Твой отец с ними, как родной брат! — мрачно отозвался Петри.

— Это верно, но ведь гостям надо оказывать честь.

— Гостям?.. Но твой отец уж слишком много чести оказывает и им и Каплан-бею! За это его осуждает все село.

— Все завидуют, что отец умеет ладить с людьми.

— Да, умеет ладить, только не с хорошими, а с дурными людьми!

Снова послышался голос тещи:

— Василика, Василика, иди же скорей, уже поздно!

— Иду, мама, иду! Никак не могу загнать теленка в калитку… — Затем, повернувшись к Петри, она тихо спросила: — И ты тоже против моего отца?..

Петри содрогнулся: она проговорила эти слова так горько, с такой печалью, а между тем голос ее звучал для него так сладостно… Он еще раз сжал ее руку и затем бросился прочь от дома Ферра с такой поспешностью, будто за ним гнались.

«Зачем огорчать Василику, разве она во всем этом, бедняжка, виновата?» — думал он дорогой.

А Гьика всякий раз, как встречал Петри, перечислял ему все новые и новые подлости, совершаемые его будущим тестем.

* * *

Через несколько дней в село явились лесничие. Узнав об этом, крестьяне переполошились: они знали, какие им угрожают неприятности, если у кого-нибудь будет обнаружено свежесрубленное деревцо. Леса охранялись не только кьяхи, но и представителями государственной власти.

А дело обстояло так: лес сберегали не для того, чтобы сохранить его, а затем, чтобы получать взятки за порубку. На этом деле наживались лесничие и кьяхи. Торговцы углем и дровами из округи Корчи имели полную возможность вырубать лес по своему усмотрению. Днем и ночью поднимались из леса клубы дыма. А когда спрашивали у этих торговцев, как им удалось поладить с лесничими, они в ответ только хитро улыбались и подмигивали:

— Очень просто! Надо только хорошенько смазать дегтем колеса чужой телеги…

Действительно, так оно и было. Например, договаривались о том, что срубят сорок стволов, а на самом деле рубили двести и больше, если только умели вовремя сунуть взятку.