И тут же один принялся распекать своего секретаря, а другой — старшего жандарма за то, что они не послали гонца в Каламас сообщить своим начальникам об этой радостной новости. Оба начальника сразу бы вернулись, чтобы должным образом встретить бея. Но теперь уже поздно. Ведь бей наверняка приехал в автомобиле и, покончив со своими делами в Дритасе, мог уже уехать обратно. Это обстоятельство их чрезвычайно беспокоило. Однако они решили ехать наугад и немедленно отправились в Дритас. Застанут ли они там бея — неизвестно, но это долг чести. У каждого, кто им встречался на дороге, спрашивали, находится ли еще бей в Дритасе. Наконец в Бигле от двух мальчуганов, которые шли из Дритаса на мельницу, они узнали, что бей намерен нынешнюю ночь провести в селе. Можно себе вообразить, как обрадовались представители местной власти, услышав, что их ожидает честь провести вечер в обществе Каплан-бея!
Всю ночь напролет в башне шел пир, всю ночь напролет в селе гремели выстрелы: это забавлялись бей, начальник общинного управления, жандармский инспектор, сеймены и жандармы. Всю ночь над озером, обычно таким тихим, стоял неумолкавший гул.
II
Каплан-бей возвратился в Корчу, твердо решив как следует проучить крестьян.
Особенно был он зол на Коровеша и на этого наглеца, сына Ндреко. Еще ни разу в жизни ему не приходилось выслушивать подобные речи от своих крестьян.
— Хорошо же! Эти разбойники, очевидно, не знают, какой ценой расплатились горичане, посмевшие посягнуть на собственность Малик-бея. Они собираются сесть мне на шею! Подождите! Не измеряйте тень по утреннему солнцу!.. — непрестанно повторял Каплан-бей, сидя в кафе со своими приятелями — беями и напыщенными городскими эфенди — и попивая для возбуждения аппетита раки.
— Ты должен их проучить! Они сами на это напрашиваются! Не то и впрямь сядут нам на шею, и тогда пиши пропало! Чернь стала подымать голову, и надо хорошенько стукнуть ее по этой голове молотком! — одобряли бея приятели.
Каплан-бей принадлежал к числу самых уважаемых лиц не только в Корче, но и во всей Албании. У него были дворцы в Корче и Тиране, прекрасная вилла на морском побережье в Дурресе и наконец вилла в Швейцарии, купленная года четыре тому назад и обставленная, как он сам рассказывал, по лучшим европейским образцам. Кроме того, он владел поместьем в Дритасе и несколькими имениями в районе Малика — некоторые из них он унаследовал от матери, другие взял в приданое за женой. Зиму бей проводил в Тиране, где мягкий климат, на своей красивой и удобной вилле в районе новой Тираны, — там обосновались самые сливки столичного общества: семьи политических деятелей и высшего офицерства. Место для этой виллы и средства на ее сооружение пожаловал Каплан-бею королевский двор в знак признательности за особые услуги, оказанные им албанскому государству. На лето бей обычно переселялся в Корчу, так как не выносил жары и пыли летних месяцев в столице. Иногда несколько месяцев в году он проводил в Европе, чаще всего в Швейцарии и в Париже.
Каплан-бей — один из самых известных албанских патриотов. В 1924 году, когда в Албании была провозглашена республика, его избрали депутатом. Жизненный путь Каплан-бея, как он сам утверждал перед своими избирателями — жителями Корчи и ее округи — накануне парламентских выборов, «был чист, как воды горного ручья».
Однако злые языки утверждали иное… До освобождения Албании из-под турецкого ига Каплан-бей, как и его отец Зюлюфтар-бей, был правой рукой турецких наместников, всяких мютесифиров, кади и вали, в Корче, Монастире и Янине. Он преследовал и притеснял всех, кто говорил по-албански и боролся за создание свободного Арнаутистана[20]
, независимого от Оттоманской империи. Сколько раз гнался он по пятам за отрядом бесстрашного албанского патриота, непримиримого врага турок Чергиза Топулы! А в битве при Ормане не он ли сражался против патриотов Корчи? Не он ли с помощью своих шпионов заманил шестерых руководителей восстания в коварную ловушку?..