Они не те, кем кажутся (сборник)

Ершик не верил своим ушам, с чего бы вдруг к нему такое расположение? Из-за того, что Старый особисту жизнь спас? А он сам все-таки имеет к нему какое-то отношение, хоть и просто приятель, а не сын родной? Офицер присел рядом, развернул свою папку, начал заполнять бланк пропуска:

– Имя полностью?

– Павленко Ерофей Шалвович.

Особист взглянул на него так же странно, как только что смотрел сам Ершик, но никак удивившее его имя не прокомментировал. Специально их, что ли, в этот особый отдел набирают таких: без эмоций, без чувства юмора? Может, и специально. А может, другие не приживаются, ведь столько людей допрашивать – никаких нервов не хватит. Эту сцену и застал Георгий Иванович: задумчивого Ершика и особиста рядом с ним, заполняющего какую-то бумагу в папке-планшете. Офицер быстрее сообразил, почему старый учитель вдруг побледнел:

– Это не то, что вы подумали, молодой человек не арестован. И это не допрос. – Он поставил внизу подпись с завитушкой и отдал бумагу Ершику. – Неделя. И тебя здесь не должно быть.

А его тут уже давно не должно быть. Если бы не Майя и Старый… Или наоборот? Родного-то отца Ершик давно не видел и скучал по нему. Не воспользоваться ли пропуском, чтобы поискать его на Красной Линии? Но вряд ли найдет, а ему еще надо попасть на Пушкинскую.

– Георгий Иванович, нет ли у вас карты метро?

– Схемы, – поправил учитель. – Настоящие карты есть у немногих, остальные обходятся цветными линиями и кружочками. У нас и такой нет – может быть, у твоего друга найдется в мешке? Или это не очень удобно, заглядывать в его вещи?

Постояв немного в раздумьях над завязанным вещмешком, Ершик потащил его в медпункт, не открывая. Теперь, когда Старый израсходовал половину боеприпасов, мешок можно было не только сдвинуть с места, но и поднять. Невысоко, правда.

– Вот молодец, что принес! – Самарин выглядел немного лучше, но до полного выздоровления было еще далеко.

– У вас схема метро есть? Дайте посмотреть.

Значит, так… Лубянка – Кузнецкий Мост – Пушкинская. Нет, не надо на Лубянку! Охотный Ряд – Тверская. Самый прямой путь, но сразу возникал вопрос: как добираться? Пешком как раз недели хватит. Более удобной казалась совсем другая дорога: Комсомольская – Белорусская… Там есть трамвай-дрезина, книги продать можно будет. И посмотреть на станции Ганзы, ведь именно о них он мечтал, когда протирал спиной колонну у погранпоста на Проспекте Мира, наслушавшись легенд о красоте Кольцевой линии. Ни одна из них пока не обманула его ожиданий. И даже мрачноватая Красная Линия пока радовала хорошими людьми, даже особист оказался не Кощеем из сказки, а просто строгим и сдержанным человеком. Вряд ли все они такие, иначе не говорили бы о них, понижая голос, чтобы не призывать «демонов». Старый выставил на койку несколько банок консервов:

– Отнесешь учителю, пусть дочку подкормит, одну банку тебе на дорогу… По-хорошему прошу, чтоб я тебя больше здесь не видел! В гости-то на Рижскую пригласишь?

– Обязательно! А зачем вы спасали особиста? – Ответ был очевиден: несмотря на неприязнь к особому отделу, даже прожженный наемник не станет равнодушно смотреть, как рядом кто-то погибает, и все-таки?

– Знаешь… Вот когда в меня люди стреляют просто потому, что вид угрожающий и в руках оружие, они вряд ли думают, что у меня где-то сын есть. – Старый помолчал немного. – И я об этом никогда не задумывался. До некоторых пор. А офицер службы безопасности – он тоже человек. И тоже жить хочет. Не знаю уж, ради чего… Не мне решать.

– Ну, спасибо за верное решение!

Офицер появлялся просто из ниоткуда и не вовремя, но Старого его появление почему-то ничуть не смутило, а даже обрадовало:

– Васильич, заходи! Отправь вот этого товарища Павленко на Комсомольскую, и побыстрее.

– Через полчаса устроит? Не слишком поздно? – Особист, казалось, немного обиделся на слова «тоже человек». Ершик подумал, что не он один тут неудачные фразы во всеуслышание произносит и к возрасту Старого, наверное, даже перестанет переживать по этому поводу. Или не в возрасте дело, а в характере?

На Красносельской остались трое из пяти красноармейцев и офицер, а двое остальных сейчас сидели на скамье дрезины рядом с Ершиком. Разговорчивый Доктор – как оказалось, не только по профессии, но и по прозвищу, опять не умолкал ни на минуту, правда, из-за шума мотора его негромкий голос не всегда удавалось расслышать. Остановку на Комсомольской они сделали только для того, чтобы проводить подростка до поста, и на вопрос «куда дальше?» их ответ был кратким: военная тайна. А вот выйти с Красной Линии оказалось намного сложнее, чем попасть на нее: пока Ершик не показал пограничникам пропуск, даже Доктор не убедил их в том, что он не перебежчик и не просит политического убежища в Ганзе. Странные люди, уйти свободно не дают, своим на слово не верят… Впрочем, и по другую сторону границы проще не стало.

– Перебежчик?

Ну вот, теперь в Ганзе начинается то же самое!