Они не те, кем кажутся (сборник)

– Да. Хочу домой в демократию. – Он вспомнил слово, сказанное Георгием Ивановичем по другому поводу. На его счастье, дежурил тот же самый человек, мимо которого он проходил еще совсем недавно, а свитер у Ершика был приметным – пропустили за несколько патронов и посоветовали больше не лезть, куда не надо.

Трамвай набирал пассажиров; у мальчика еще оставалось немного времени, чтобы побродить по Комсомольской, задрав голову. В середине платформы на одной из мозаик был изображен не былинный витязь и не красноармеец с винтовкой, а просто лысый мужик в пиджаке – его портрет уже не раз попадался на глаза, и почему-то центральный комитет, не дававший покоя Ершику своим незримым повсеместным присутствием, был каким-то образом связан с этим человеком. Уже забираясь на скамью, он спросил у соседа:

– А кто там на потолке?

– Ленин.

– Точно! А я-то думал, почему лицо знакомое!

Сосед отодвинулся от него подальше на всякий случай, а Ершик с удовольствием подставлял лицо встречному ветру, думал о Майе и пытался вообразить, как выглядит сынишка Старого, которому он должен привезти книгу. Отец будет читать ее сыну перед сном, как его собственный папа когда-то читал книги ему самому. И будет объяснять, что такое Англия, остров и корабль…

– На Проспекте Мира выходит кто? – Не услышав ответа, водитель лишь слегка притормозил у станции. Ершик сполз под скамью: ему не показалось, он точно видел на платформе маму. Поначалу даже хотелось крикнуть: остановите! Но если решил сначала добраться до Пушкинской, значит, так надо, мужчина он или нет? Особист говорил, что многие в четырнадцать лет уже носят оружие, а он книгу донести не может? С мамой-то все в порядке, это даже хорошо, что он ее увидел. Но сам предусмотрительно на глаза не показывался.

Новослободская и Менделеевская были, по слухам, похожим на библиотеку научным центром метро: бывший Историко-архивный институт, Станкин и Институт инженеров транспорта образовали здесь еще один, как говорили, широкий круг специалистов из разных областей. Ершик очень надеялся на эти станции в смысле торговли книгами, хотя учебников на этот раз у него в сумке не имелось. Неужели никого не заинтересует печатное слово? Первое впечатление от Новослободской – она вся круглая. В стенах виднелись какие-то круглые ниши; по нескольким уцелевшим стеклышкам можно догадаться, что и здесь были картинки, как на Комсомольской, но хрупкий материал раскрошился со временем. И когда Ершик разглядывал витраж, мысленно стараясь заполнить выпавшие фрагменты рисунка, кто-то дернул его за сумку. Вот ворюга! А сам-то хорош, открыл варежку и стоит любуется. Мальчик успел схватить свою сумку за ремень – вор оказался сильнее, протащил его несколько метров по платформе, но все-таки бросил: бегать с таким дополнительным грузом на руке – значит неминуемо попасться. Ершик отряхнул штаны, заметил пару новых потертостей, но до дырок им было еще далеко. Нет уж, он хотел бы избавиться от книг, получив их стоимость в звенящих патронах, а не отдавать кому попало, да еще и вместе с сумкой. Вот тебе и рассадник знаний, только оглядывайся! Университеты-то тут давно были… Теперь Ганза.

И все-таки две книги он успел продать в переходе, остальные забрал местный оптовик – цена была пониже, чем сам Ершик выручил бы в розницу, но просьба продать больше напоминала приказ: делай, что тебе говорят, а то хуже будет. Спорить с этими барыгами он мог бы разве что выглядывая из-за спины Старого, но двухметрового приятеля теперь рядом не было, а на собственные силы Ершик не рассчитывал. Да и цену предложили неплохую по меркам Проспекта Мира-радиального. И все-таки впечатление от все еще красивой Новослободской осталось нехорошее – кругом одно жулье! На дне сумки оставалась последняя книга: сказки Андерсена… Совершенно непонятно почему.

На пассажирское сиденье Ершик теперь забирался с трудом, вокруг его пояса были обернуты уже три «колбаски» с патронами – укладывая их дома в сумку, даже и подумать не мог, что пригодятся, обычно он заполнял не больше одной и еще немного позвякивало в другой, а тут даже в сумку пришлось отсыпать.

– В банк везешь? – На противоположном сиденье расположился мужчина с небольшой сумкой в руках, а ремешок сумки был крепко намотан на руку. – Здесь везде воров полно, по всему центру. На окраинах никто крошки чужой не возьмет, а здесь… Видно, воруют, когда есть что.

Или есть кому… Далеко не всем придет в голову мысль взять чужое, даже если оно просто валяется на полу, – Георгий Иванович к чужой сумке боялся прикасаться только потому, что она чужая. А уж чтобы открыть да взять что-нибудь! Не в центре дело, в чем-то другом. Хоть мужчина не произвел приятного впечатления, но слово «банк» заинтересовало.

– А зачем в банк?

– Ты ж на Белорусскую собрался?

– Да.

– И не с пустыми руками, как я погляжу. Значит, чтобы вклад сделать.