Не все в России приветствовали участие женщин в боевых действиях. Были и те, кто считал это неприемлемым. По их мнению, наибольшую пользу Родине женщины могли принести, используя духовную, а не физическую силу. Они не отрицали, что женщины вполне способны выполнять солдатские обязанности и переносить тяготы службы, однако считали подобный путь неправильным: «И сила женщины именно в том, что она приносит в мир
Можно с уверенностью сказать, что ни один бы воин не пошел на поле брани, если бы он знал, что на это же поле пойдет его жена, сестра, что, когда он вернется, семья его будет разоренной, дети умрут с голоду, и некому будет залечить его раны, полученные им в славном, самоотверженном бою с врагом [Там же: 24].
Она же утверждала: «Прежде всего, конечно, женщина обязана сохранить целость и неприкосновенность семейного очага» [Костылев 1914а: 28].
После создания женских боевых подразделений интерес русских женщин к участию женщин в военных действиях усилился. Женщины, выступавшие за продолжение войны, с энтузиазмом смотрели на женские воинские части, видя в них не только средство укрепить деморализованную армию, но и последний способ продемонстрировать свой патриотизм и заявить о гражданской позиции. Они подчеркивали, что в кризисное для страны время женщины не могут «оставаться равнодушными и пассивными», они «должны принять участие в защите Родины там, где каждая из них находит для себя более подходящим: в тылу или на фронте» [Женский «батальон смерти» 1917: 4]. Они высоко оценивали деятельность таких людей, как Бочкарева, которые пытались применить женскую силу в боевой сфере, сторонницы участия женщин в войне призывали россиянок следовать их примеру. Некоторые женщины из патриотично настроенных кругов неистово превозносили женские подразделения. Женский журнал «Дамский мир» называл женщин-солдат мученицами и святыми. В этих кругах не сомневались, что эти женщины останутся в памяти потомков как герои. «Родина и история не забудут тех, которые в тяжелую и горестную годину совершили необычное для них дело: вышли против врага с оружием в руках», – писала журналистка «Дамского мира» [Витетская 1917: 2].
Среди русских, в том числе женщин, возродился интерес к героическому прошлому; предпринимались попытки сопоставить действия женщин в нынешней войне с более ранними проявлениями женской самоотверженности и патриотизма. Автор одной статьи вспоминает исторический эпизод: «Когда-то, помнится, татары осадили древний русский город – все женщины срезали свои волосы, чтобы сплести из них тетиву для луков, и все драгоценности пошли на наконечники стрел» [Дочери отечества 1917: 3]. Другой автор напоминал: «Сражаются же в Черногории женщины вместе с своими отцами и мужьями…» [Костылев 1914b: 24]. Особенно частыми были обращения к примерам Жанны д’Арк и Надежды Дуровой. Отсылки к патриотизму русских женщин также использовались для разрушения классового антагонизма. Одна из сотрудниц «Дамского мира» отмечала: «И теперь, когда так сжигает наше Отечество раздутая вражда классов, в защиту Родины, воодушевленные единым чувством, соединились женщины самых различных слоев». По ее мнению, примером этого единения стал 1-й Петроградский женский батальон, в котором плечом к плечу сражались необразованная крестьянка Бочкарева и ее адъютант Скрыдлова, имевшая аристократическое происхождение [Витетская 1917: 2].
Многие женщины сознавали, что женские подразделения неспособны увеличить физическую мощь армии – ни в количественном, ни в качественном смысле, но при этом усматривали в них большую моральную ценность. Писательница С. А. Заречная заявляла на страницах «Женского дела»: