Они сражались за Родину. Русские женщины-солдаты в Первую мировую войну и революцию

Примеры женщин-солдат, вышедших из среды казачества, весьма многочисленны; среди них Елена Чоба, кубанская казачка, начавшая военную службу в качестве медицинской сестры. Когда ее мужа призвали в армию во время всеобщей мобилизации, она решила записаться на военную службу добровольцем. В своем родном селе Чоба была известна как лихая наездница, в совершенстве владевшая искусством джигитовки и прекрасно умевшая обращаться с саблей и кинжалом. Остригши волосы и переодевшись в казачью форму, она прибыла в Екатеринодар, где подала ходатайство о зачислении в армию. Ее ходатайство поддержал наказной атаман, и осенью 1914 года она отправилась на фронт [Доброволец-казачка 1915: 6; Girls Don Uniforms, Fight as Soldiers 1915:3]. В конце сентября 1914 года астраханская казачка, восемнадцатилетняя Татьяна Григорьевна Калдинхина явилась к местному военному губернатору с просьбой принять ее на военную службу добровольцем. Тот поначалу отказал Калдинхиной в просьбе, но потом все-таки согласился, и она отправилась на фронт. Поскольку девушка жила в среде немецких колонистов, она хорошо владела немецким языком, поэтому ее нередко отправляли участвовать в разведывательных вылазках. За успехи в разведке Калдинхина была награждена двумя Георгиевскими крестами, третьей и четвертой степени. После последней вылазки ее произвели в старшие унтер-офицеры. Во время разведки она получила ранение в левую ногу и была отправлена на лечение в тыловой госпиталь [Женщина и война 1915d: 21].

История другой казачки, Маргариты Романовны Коковцевой, стала известна в светских кругах Петрограда и Москвы и даже попала на страницы американской прессы [Warrior Women 1915: 42][18]. В беседе с корреспондентом «Биржевых ведомостей» молодая женщина призналась, что ее желание служить Родине было столь сильным, что в самом начале войны, невзирая на уговоры родных, она переоделась в мужской костюм и поездом отправилась по направлению к Восточному фронту. Добравшись до штаба одного из корпусов, она обратилась к генералу с просьбой принять ее в армию и получила разрешение записаться вольноопределяющимся. Она привела с собой собственную лошадь и, продемонстрировав офицерам навыки верховой езды, была зачислена в отряд казаков-разведчиков. «Я сама люблю ухаживать за лошадьми, и еще дома отпустила конюха, чтобы самой ежедневно чистить, мыть и обхаживать наших лошадок… Казак, так казак! Сам береги своего коня…» [Розанов 1915: 13].

После ранения в стычке с германской кавалерией Коковцева была награждена Георгиевской медалью. Она и еще десять казаков столкнулись с отрядом из примерно двадцати германских драгун. Завязалась перестрелка, во время которой Коковцева была ранена в голову, после чего товарищи-казаки доставили ее обратно в полк. Она отказывалась от медицинской помощи, пока не отрапортовала об итогах разведки, и затем была отправлена в ближайший лазарет. «Для придачи себе бодрости я запела мою любимую песню, которая сразу остановила боль». Через несколько дней, подлечив рану, она снова пожелала вернуться на передовую – «с еще более буйным, чем прежде, стремлением к совместным с казаками смелым налетам на врага…» [Там же: 14].

Коковцева рассказала репортеру, что среди мужчин-казаков она чувствовала себя «как равная с равными». Ее отношения с ними были очень хорошими. Она заявила корреспонденту: «О, не верьте россказням о ветрености казаков, о грубости их по отношению к женщине, да – просто скажу – о возможности обид слабому полу…» По ее словам, казаки обращались с ней предупредительно и вежливо [Там же]. Отправляясь воевать, Коковцева не руководствовалась желанием облегчить женщинам доступ в ряды вооруженных сил. На вопрос о возможности создания целых отрядов военных «амазонок» молодая казачка ответила отрицательно: «Ну нет, я против этого… Прежде всего, они переругаются между собой. Женщина-поручик никогда не признает авторитета женщины-полковника. А потом, военный строй, это – не кадриль в манеже!..» [Там же]. Коковцева не была феминисткой и, очевидно, не стремилась к борьбе за права женщин. Корреспондент объяснял: «…она не из тех, кто видит спасение женщины в равноправии, и себя она считает случайным исключением в женском царстве» [Там же].