Другой казачкой, воевавшей в составе мужского подразделения, была Марина Юрлова. Кубанская казачка из-под Екатеринодара, она оставила подробные воспоминания о своем участии в Первой мировой и Гражданской войнах [Yurlova 1934]. Опубликованные спустя много лет после описываемых событий, они, возможно, не отличаются достоверностью как исторический источник, однако отражают жизнь молодой женщины в военное время. В самом начале войны, в 1914 году, после объявления всеобщей мобилизации, в возрасте четырнадцати лет она вступила в казачий полк на Кавказе. Не пытаясь скрыть свой пол, она утаила, что является дочерью полковника, из опасения быть отправленной обратно к семье, и поэтому назвалась именем Мария Колесникова. Марина вступила в армию почти случайно, без каких-либо приготовлений. Присоединившись к группе женщин, желавших последовать на фронт за мужьями, мобилизованными в армию, она села в воинский эшелон, следовавший в тренировочный лагерь. Юрлова уговорила казачьего сотника, чтобы тот разрешил ей остаться в его подразделении в качестве своеобразного талисмана – под предлогом, будто она следует на фронт к отцу, призванному в армию. При содействии бывалого казака по фамилии Козлов, взявшего ее под покровительство, она осталась в сотне, где ухаживала за лошадьми. Благодаря короткой стрижке и военной форме ее принимали за юношу, хотя она не пыталась намеренно скрыть свой пол. Боевую подготовку она проходила наравне с мужчинами [Ibid].
Воспоминания Юрловой изобилуют жестокими, хотя и несколько преувеличенными описаниями, непохожими на идеализированные картины, которые рисовались другими; в них изображены все ужасы войны и то разрушительное воздействие, которое она оказывает на человека. Юрлова открыто критикует бессмысленную растрату человеческих жизней, поскольку сама видела, что командиры воспринимали рядовых как пушечное мясо и гнали на убой, будто скот. Солдат-мужчин она изображает то обезумевшими от крови, то отупевшими от ужасов, которые происходили у них на глазах и совершались ими самими, то боявшимися погибнуть, то смирившимися со своей судьбой. Впрочем, она так и не объяснила, почему захотела вступить в армию и не покинула ее, столкнувшись с такими невзгодами и лишениями.
За время военной службы Юрлова была награждена двумя Георгиевскими крестами за храбрость. Обе награды она считала незаслуженными, поскольку, по ее собственному мнению, получила их лишь за то, что ей удалось выжить, тогда как большинство ее товарищей-мужчин погибли. Во втором случае, в конце 1915 года, она оказалась буквально похоронена заживо, когда ее сослуживцев накрыло снарядами. Сама она осталась жива, но испытала глубокое потрясение. Ей пришлось несколько часов пролежать под грудами земли и навоза, слыша вокруг стоны умирающих и цепенея от страха, что ей тоже суждено погибнуть. Два месяца она восстанавливала силы в госпитале, а затем поступила в автомобильную школу в Тифлисе. Мужчин-учащихся забавляло, что среди них появилась девушка, однако они обращались с ней уважительно, поскольку она имела два Георгиевских креста. Во время обучения она часто подрабатывала шофером у офицеров. Офицеры-дворяне воспринимали ее как своего рода диковинку и в таком качестве представляли высшему обществу. Юрлова отнюдь не была рада подобному вниманию; ее возмущало, что к ней относятся как к занятной безделушке.