Они вернутся

Проснулся оттого, что его колотила дрожь. Снял с пояса пейджер, чтоб узнать время, но сколько ни давил на кнопку — приборчик отказывался подавать признаки жизни, как будто замерз на ночном холоде. Старший помощник чертыхнулся. Что за гадство, неужели батарейка села?..

Высоко в небе ярко белела луна, но свет ее совсем не грел, а напротив, казалось, разливал по округе зябкую стынь. Сергей подышал на ладони, шмыгая носом, свернулся в клубок и попытался заснуть снова — но не тут-то было: тело никак не желало согреваться, и зубы выстукивали громкую дробь.

Пришлось вылезти из лодки и какое-то время энергично прыгать и бегать на месте, разгоняя стылую кровь. Черт возьми, а как же там бедный Леха в своем шалашике — тоже так же мерзнет? А впрочем, у него покрывало да еще термос с горячим чаем... М-да, чаю бы сейчас не помешало!.. Но увы, об этом приходится только мечтать.

И все-таки спустя минут десять усиленных телодвижений Сергей почувствовал, что более-менее согрелся. Но надолго ли? Стоит лечь — и через полчаса опять закоченеешь. И укрыться-то нечем...

Однако, пораскинув умом, он нашел решение. Спустился по склону к воде, принялся ожесточенно рвать осоку и таскать ее наверх огромными охапками, щедро устилая землю рядом с лодкой.

Когда таким образом он навалил чуть ли не целый стог, то недолго думая улегся на это импровизированное ложе, мягкое и упругое, а сверху водрузил перевернутую вверх дном лодку. Оказавшись в полной темноте, вдыхая свежий травяной запах, с наслаждением расслабился — и вскоре заснул, несмотря на болезненный тик в глазу.

...Проснулся от жаркой духоты. Не сразу понял, где находится, — дернулся было подняться, но уткнулся головой в прорезиненное днище лодки, от которого исходило ощутимое тепло.

Выбрался наружу. Вокруг давно уже стоял день. Но полюбоваться на залитые солнечным светом окрестности не было возможности: глаза практически не раскрывались — особенно правый. Веко задубело и превратилось в сухую наждачку, которая безжалостно царапала роговицу, а сам глаз еле ворочался, как будто туда сыпанули цементу.

Сергей выругался: до него дошло, что сейчас у него нет кипяченой воды, чтобы промыть глаза. Он поплевал на пальцы и попытался протереть веки слюной, но это мало помогло. Тогда, отчаявшись, сунул два пальца в рот и надавил на основание языка. Внутренности тут же вздыбились в рвотном позыве, и старпом едва удержал рвущееся наружу содержимое желудка (по счастью, небогатое). Однако достиг, чего хотел: под иссохшие веки хлынули спасительные слезы.

Сразу стало легче. Он поморгал, поводил зрачками туда-сюда, разгоняя благотворную влагу по обезвоженной поверхности глазных яблок.

Левый глаз чувствовал себя сносно, а вот правый мучил и терзал неимоверно. Линза сместилась чуть вбок и словно приклеилась к роговице, так что Сергею далеко не сразу удалось вернуть ее на место. Однако и после этого она продолжала жестоко раздражать глаз, как будто это был не мягкий гидрогелевый силикон, а кусок древесной стружки. Бедный орган зрения возмущался как мог, всеми силами стараясь извергнуть прочь инородное тело, — еще совсем недавно он напоминал пересохший водоем, а теперь слезился так, что по щеке пролегли мокрые дорожки, и даже из носа начало капать.

Сергей стал спускаться к воде, чтобы намочить платок и приложить к исстрадавшемуся, агонизирующему глазу. И тут, как-то особенно энергично сморгнув, почувствовал неожиданное облегчение: боль внезапно отпустила, зато изображение сразу расплылось и потеряло резкость.

Облегчение тут же сменилось досадой: он чертыхнулся, поняв, что злополучная линза все-таки выпала. Нагнулся, прищурив обезоруженный глаз, а вторым пытаясь разглядеть беглянку в траве под ногами. Тщетно. А впрочем, даже если бы и удалось ее отыскать — всё равно промыть-то нечем...

Зато измученный глаз наконец-то получил возможность вздохнуть свободно — казалось, он приободрился, повеселел. И даже пытался радостно глядеть на мир — да только мало что видел по причине сильнейшей близорукости. Всё-таки минус девять — это вам не шутки...

Однако Сергей отнесся к потере линзы философски, тем более что чувствовал он себя теперь гораздо лучше, нежели до этого. А одноглазость — ну что ж, не так уж и страшно, можно потерпеть.

И в самом деле: поначалу он пытался прищуривать слабовидящий глаз, но довольно быстро привык к монокулярному зрению и практически перестал обращать внимание на это неудобство. Даже подумал, что давно уже надо было вытащить эту проклятую линзу, а не мучиться понапрасну несколько дней кряду.

Он опять потянулся к пейджеру — может, прибор отогрелся и заработал? Но экранчик по-прежнему безжизненно темнел. Черт, уж не Леха ли вчера батарейку посадил? Вот охламон!..

Между тем, судя по высоко стоявшему солнцу, было никак не меньше одиннадцати. Да, поспал, что называется, от души. Ну а что еще делать? Всё равно до вечера в лагерь хода нет. А там сейчас как раз завтракают...

При мысли о завтраке желудок заволновался, как бы спрашивая хозяина: а кормить-то сегодня будут?