Они жаждут

«Миллионы людей там, внизу, — подумал Гидеон, — сейчас или спят, или пьют, дерутся, разговаривают, любят друг друга, или ненавидят. И рано или поздно им всем понадобится то, что продаю я». Эта мысль сразу привела его в хорошее расположение духа. «Время идет, мир вертится, — сказал он сам себе, — и каждый день кому-то не везет в последний раз. Автомобильные катастрофы, самоубийства, просто убийства или мать-природа берет, наконец, свое. И я знаю, что тебе понадобится, малыш. Тебе понадоблюсь я».

Иногда он сам себе казался Богом, когда вот так глядел сверху вниз на Лос-Анджелес. Иногда ему казалось, что он может протянуть руки к черным небесам и куском мела начертать на этой школьной доске — Митчел Гидеон. Чтобы все видели — даже старые учителишки из его старой публичной школы. Конечно, они уже давно умерли. И похоронены, надеюсь, подумал он. Но все-таки ему хотелось, чтобы все те, кто говорил, будто он кончит плохо, знали теперь, что Гидеон кончил хорошо, и что он теперь наверху. Что теперь он курит двухдолларовые сигары и пьет «Шива Регаль» из хрустального бокала, и смотрит, как суетятся внизу, в долине, маленькие человечки. Теперь он, Митчел Гидеон — погребальный король Лос-Анджелеса.

Вдоль каньона пронесся прохладный ветерок, сбив дюйм пепла с конца сигары. В порыве ветра Гидеону почудился запах дуба, древесной морилки, лака, шелка и воска, пыли и жевательного табака — запахи его юности, когда он проходил период ученичества у старого Джекоба Ричвайна в Бруклине. Джекоб делал гробы… Да, были времена…

Он швырнул сигару за поручень, глядя вслед уносящимся вниз искрам, и уже собирался вернуться обратно в тепло кабинета, как вдруг обнаружил, что смотрит вправо, мимо световой пыли ночного города, в сторону темных холмов почти прямо над Голливудской чашей.

Он снова чувствовал на себе магическое притяжение замка Кронстина, словно сам превратился в стрелку компаса. Он знал, что глаза его устремлены точно к нему, через пространство в две мили, через сосны, каньон, крыши зданий. Замок стоял там, как будто корка, нарост над тем местом, где в теле Земли образовалась ссадина, на вершине скалы в конце Блеквуд-роуд, вот уже 40 лет. И в пятый раз за такое же количество дней Митчел почувствовал неожиданное и сильное желание покинуть дом, залезть в свой шоколадно-коричневый «мерседес» и по старой, местами требующей ремонта, дороге добраться к этому огромному готическому замку.

Он подошел к самому концу террасы — дальше двигаться было уже некуда — и остановился, сжимая холодный поручень ограждения. В лицо его снова дунул порыв холодного ветра, вызывая во всем теле неприятные мурашки, и вместе с этим дуновением до Гидеона как будто донеслось его собственное имя. Как будто его позвали откуда-то издалека. Он почувствовал пульсацию в висках, словно невидимые руки медленно сдавливают его голову. И на мгновение Гидеону показалось, что он и в самом деле видит нависший над ним стокомнатный замок Кронстина, с белой свечой луны над башней, несущейся сквозь шелк летящих ночных облаков. Пальцы Гидеона крепче сжали поручень, и теперь перед его глазами возник конвейер, но которому прямо навстречу ему плыли рекой еще не готовые гробовые крышки. Вокруг него стояли другие люди: мужчины, женщины, даже дети, но освещение было плохим, повсюду лежали густые тени и, словно толстая паутина, не давали ему увидеть лица этих людей. Широкая черная конвейерная лента несла крышки к погрузочной платформе, где ждали грузовики, рыча моторами. Казалось, что все здесь хорошо знали друг друга, но почему-то молчали. Длинные ряды флюоресцентных ламп над головой горели в половину мощности, и люди вокруг Гидеона двигались словно сомнамбулы, подобно теням без лиц. Лента конвейера жужжала все громче и громче, наращивая скорость, принося все больше и больше гробов, которые нужно было погрузить на машины. В руках у Гидеона была лопата. Стоявший перед ним рабочий откидывал крышку очередного гроба, и Гидеон бросал внутрь полную лопату коричневой песчаной земли. Следующий рабочий у конвейера делал то же самое, и следующий тоже. В конце конвейера крышку закрывали, и транспортер-погрузчик спешил установить очередной гроб в кузов грузовика. Гидеон увидел, что рубашка у него спереди вся грязная.

Почти у самого уха чей-то голос произнес:

— Митч!

Он услышал стук падения на бетон какого-то предмета, и и перную секунду подумал, что это его лопата. «Я отстану! Скорее!» — подумал он. Потом он почувствовал запах «шанеля». Набросив свитер поверх своего халата цвета серебра, который, к сожалению, не совсем скрывал ее живот и раздавшиеся бедра, приобретенные за годы гурманства, рядом стояла его жена, Эстелл Гидеон. Ее темно-карие глаза были слегка припухшими после сна, лицо покрыто бело-зелеными слоями специальных кремов, поставляемых самой Элизабет Арден на Родео-драйв. Гидеон моргнул, посмотрел себе под ноги. На полу террасы лежали осколки разбитого хрустального бокала. «Гм, — тихо сказал Гидеон. — Кажется, я его уронил».

— Что ты здесь делаешь, дорогой? — спросила его жена. — Так холодно!