Джо громко вздохнула, но не отвернулась от раковины. Воображение начало рисовать в ее сознании новую картину, которая преследовала ее вот уже несколько недель. Энди, вооруженный пистолетом, идет по темным коридорам неизвестного здания, в одиночку преследуя Таракана. Сзади к нему тянутся жуткие огромные руки, хватают его за горло и сжимают, пока глаза едва не вылезают из орбит на багрово-пурпурном лице. Она потрясла головой, чтобы избавиться от надоедливой мысли, тихо скачала:
— Боже, смилуйся…
— Что ты говоришь?
— Ничего. Просто начала думать вслух.
Она снова повернулась к нему и увидела, что лицо у него не багровое и глаза не выпучены. Его лицо, в противоположность картине, нарисованной воображением, напоминало морду собаки на одной из реклам домашних животных — сплошь челюсти, щеки и печальные глаза под кустистыми серыми бровями, в которых серебрилась седина.
— Ведь сегодня тебе не предстоит ничего опасного? — спросила она.
— Конечно, нет.
«Откуда мне знать?» — подумал он.
Этот вопрос она задавала ему каждое утро, и каждое утро он давал ей примерно такой же ответ. Сколько жен полицейских спрашивало своих мужей то же самое, сколько мужчин отвечало примерно то же самое, и сколько из них не дожило до возвращения домой, погибнув от пули грабителя, насильника или просто бездомного наркомана? Больше, чем следовало бы, в этом Энди был уверен. А что ответил на этот вопрос Джордж Грин утром 6 июля двенадцать лет назад? Грин был первым напарником Палатазина, и тот ужасный день кончился для него четырьмя выстрелами в лицо. Палатазин видел все это сквозь окно пиццерии, где он покупал им ленч. Джордж ждал его в машине. Они выслеживали одного подозреваемого в грабеже и убийстве торговца наркотиками. Много позже, избавившись вместе с рвотой от остатков порохового запаха в горле, Палатазин сообразил, что подозреваемый заметил слежку и запаниковал, сунув свой украденный пистолет 45-го калибра прямо в окно машины, где сидел Джордж. Палатазин гнался за ним пять кварталов и наконец на пожарной лестнице настиг. Движением измазанного пиццей пальца он нажал спуск и продырявил убийце голову.
В тот вечер его мать долго плакала, когда он рассказал ей, как слышал свист пули, миновавшей его голову. Она сказала, что пойдет к комиссару и попросит его дать Энди безопасную работу. Но этого, конечно, не произошло. На следующий день она уже забыла все, что он ей рассказал, и говорила о том, как красивы должны быть сейчас цветы на улицах Будапешта.
Сейчас Палатазин смотрел на свою ладонь, которая в тот июльский день, двенадцать лет назад, сжимала рукоятку пистолета. «Анья, — подумал он. По-венгерски это означало «мама». — Прошлой ночью я видел призрак матери». Он поднял голову и посмотрел в глаза Джо.
— Этой ночью мне приснился необычный сон, — сказал он и слегка улыбнулся. — Кажется, я видел маму, сидящую в кресле-качалке в спальне. Она мне уже давно не снилась. Странно, правда?
— Что случилось? Когда ты ее увидел?
— Ничего… Она подозвала меня к себе, рукой… Или показала на что-то… Я не уверен.
— Показала? Но на что она могла показывать?
Он пожал плечами.
— Кто знает?! Я не умею толковать сны.
Он поднялся из-за стола и взглянул на часы. Пора было выходить.
— У меня идея, — сказал он, обнимая жену рукой за талию. — Я сегодня вернусь пораньше и мы пойдем обедать в «Будапешт». Что скажешь?
— Я бы хотела, чтобы сегодня ты остался дома, вот что я скажу, — она подумала несколько секунд, выпятив нижнюю губу, потом провела ладонью по гриве седеющих волос на голове мужа. — Но «Будапешт» — это очень мило. Я так думаю.
— Отлично. И музыка! Цаганезен! Да?
Она улыбнулась.
— Да.
— Тогда назначаю тебе свидание.
Он похлопал жену по заду, потом ущипнул. Она насмешливо щелкнула языком и вышла вместе с ним в гостиную, где он достал из платяного шкафа темно-синий пиджак и черную шляпу, которая видала лучшие дни.
Они подержала пиджак, пока он пристегивал черную кожаную наплечную кобуру, все это время с отвращением поглядывая на «полис специал» 38-го калибра, который лежал и кобуре. Сунув руки в рукава пиджака и увенчав себя шляпой, он приготовился покинуть дом.
— Удачи, — сказала она на крыльце, и Энди поцеловал жену в щеку.
— Будь осторожен! — сказала Джоанна ему вслед, когда он уже шел к старому белому «форд-валькону» у попорота.
Он поднял в ответ руку и скользнул в машину. В следующее мгновение она уже тарахтела вниз по Ромейн-стрит. Из-за ограды выскочила какая-то дворняга и некоторое время пыталась преследовать машину, пока та не скрылась из виду.