Они жаждут

— Тогда проверь все эти могилы, черт побери! — Гейл едва не кричала. Тошнота судорогой сводила желудок. — Найди в них хоть один гроб! Пойди, посмотри!

В этом не было необходимости. Джек оглянулся. Солнечный зеленый, пейзаж, но теперь он напоминал поле древней битвы, на котором павшие солдаты были оставлены гнить там, где они пали, и стали жертвами стервятников и псов. Исчезли гробы? Он опустил «кэнон», и камера свободно повисла на ремне, показавшись Джеку необычайно тяжелой, словно ее отягощало запечатленное на пленке свидетельство преступления какого-то ужасного и жуткого Зла. Исчезли гробы?

— Кажется… нам лучше вызвать полицию, — услышал он собственный голос. Джек попятился от оскверненной могилы, наступил на отвалившийся от скелета череп, и тот треснул под его каблуком, словно издал вопль.

3.

— Не возражаете? — спросил Палатазин у молодой женщины с блестящими веками, которая сидела напротив него по другую сторону его служебного стола. Он держал в руке пеньковую трубку, которая когда-то была совершенно белой, а теперь стала черной, как уголь.

— Что? Ах, нет, все нормально.

Акцент выдавал в ней уроженку среднезападных штатов.

Он кивнул, чиркнул спичкой и поднес пламя к трубке. Эту трубку ему подарила Джоанна в первую годовщину их свадьбы, почти десять лет назад. Она была вырезана в виде мадьярского хана, конника-воина, из тех, что ворвались в Венгрию в X веке, сея смерть и разрушение. Большая часть носа и один глаз успели уже сколоться. Теперь вырезанное на трубке лицо больше напоминало борца-нигерийца. Палатазин убедился, что дым не попадает девушке в лицо.

— Ну что же, мисс Халсетт, — сказал он, бросив быстрый взгляд на лист блокнота перед собой. Чтобы выделить для блокнота место, ему пришлось сдвинуть в сторону целую гору газетных вырезок и желтых папок-бумагодержателей. — Значит, это ваша подруга вышла на работу на Голливудский бульвар во вторник вечером. К повороту подъехала машина. И что было потом?

— В машине сидел какой-то тип странного вида, — сказала она. Девушка нервно улыбнулась, сжав маленькую пурпурного цвета сумочку, которую пристроила у себя на коленях. Ногти у нее были обкусаны почти до самых корней. В другом конце кабинета сидел детектив Салливан Рис, мужчина мощного сложения и черный, как трубка Палатазина. Он сидел, скрестив на груди руки, наблюдая за девушкой и иногда поглядывая на Энди.

— Сколько этому человеку могло быть лет, как по-вашему, мисс Халсетт?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Меньше, чем вам. Трудно сказать, потому что, сами знаете, ночью на бульваре свет такой яркий и цветной, ничего нельзя сказать о человеке, если он не стоит у тебя прямо под носом.

Палатазин кивнул.

— Черный, белый, чикано?

— Белый. На нем, на лице то есть, у него были такие очки с толстыми стеклами, и от этого глаза у него казались очень большими и такими смешными… Парень этот… так Шейла сказала… плотный. Не в самом деле здоровый, но мускулистый, хотя и невысокий. Волосы черные или темно-коричневые. Очень коротко подстриженные. И побриться ему тоже, кажется, не мешало бы.

— Как он был одет? — спросил Рис. Голос его звучал мощно и серьезно. Когда он учился в школе Дюка Эллингтона, то пел басовую партию в хоре, и пол в аудитории вибрировал.

— Э… голубая штормовка. Светлые брюки.

— На штормовке были какие-то надписи? Фирменная этикетка?

— Нет, кажется, не было.

Девушка снова посмотрела на Палатазина и внутренне содрогнулась. Близкое соседство двух полицейских ее нервировало. Патт и Линн сказали ей, что она дура, если согласится идти в Паркер-центр давать сведения копам. Что она от них видела хорошего, кроме двух задержаний по обвинению в проституции? Но она подумала, что если попадет опять, то этот коп с печальным выражением лица может вспомнить ее и дело обойдется легко. Приглушенные звуки телефонных звонков, голоса, шаги за стенами кабинета начали уже действовать ей на нервы, потому что она была вынуждена явиться к копам в «чистом» виде — ни кокаина, ни «травки», ни таблеток сегодня утром. Теперь она едва сдерживалась.

— Ну, хорошо, Эмми, — спокойно сказал Палатазин, чувствуя напряжение девушки. У нее был вид оленя, который почуял запах оружейного металла. — А машина? Какой она была марки?

— Жук, «фольксваген». Серый или серо-зеленый, кажется.

Палатазин записал оба цвета на листке блокнота.

— И что случилось… с вашей подругой?

— Этот парень открыл дверцу, высунулся и спросил: «Продаешь?» — Она нервно передернула плечами. — Сами понимаете.

— Он пытался подцепить вашу подружку?

— Ага. И он помахал 50-долларовой бумажкой. Потом сказал что-то вроде «Крошка, Уолли кое-что припас для тебя».

— Уолли? — Рис слегка подался вперед, в потоке солнечного света его лицо с высокими скулами горело, словно опаленное красное дерево. — Вы уверены, что он назвал именно это имя?

— Нет, не уверена. Слушайте, все это произошло с моей подругой, Шейлой. Как я могу что-то знать наверняка, а?

Палатазин записал в блокнот «Уолли», ниже добавил «Уолтер?»

— А потом? — спросил он.

— Он сказал: «Тебе не придется много стараться. Садись, мы поговорим».