Я промолчала. Соловьев, должно быть, уже выступил с презентацией. Отец обещал, что других вариантов, кому достанется тендер, быть не может. Именно поэтому я здесь и делаю то, что делаю.
Мысли о Максе резали, как опасная бритва. Соловьев единственный, кто значил для меня слишком много. Его приходится отрывать от себя, как прилипший к отрытой ране бинт. Чертовски больно.
Следующей ночью я проснулась, задыхаясь от ужаса. Мама трясла меня за плечо.
— Ты кричишь. Это плохой сон, Лера. Всего лишь сон!
Сердце билось, как у загнанного зверя. Чувство непоправимого не покидало. Холодный пот струился по спине. До утра я проваливалась в сменявшие друг друга кошмары, в которых меня то и дело догонял в парке Тофик, хватал за руку и тащил куда -то в подвал, где земля копошилась из-за червей. Я знала, что где-то там зарыт труп, кого-то очень близкого и родного, снова и снова начинала рыть руками яму и просыпалась от ужаса, что по мне кто-то ползает.
А на утро за завтраком, пока я пила только кофе, а мама ела полезный комплексный завтрак, я увидела передовую в свежей газете.
Неизвестные избили крупного предпринимателя».
Глава 32: Лера
Дрожащими пальцами я провела по фотке на главной странице газеты. Фотограф запечатлел, как санитары с носилками шли к карете скорой помощи вдоль морского берега.
Земля ушла из-под моих ног, как только взгляд наткнулся на имя Соловьева. На перечислении полученных им травм взгляд туманился. Дочитать статью до конца мне удалось не сразу.
Избитого Соловьева нашли на берегу моря случайные прохожие, тело выбросили из машины. Отпечатки шин были едва различимы на песке, следователи пытались вычислить транспорт, но шансов не было — большую часть следов от протекторов смыли волны. А еще в крови Соловьева был большой процент содержания алкоголя.
О его пропаже заявила некая Марина Хворостовская, полиции она сказала, что Соловьев покинул номер накануне вечером и после не вернулся. Утром она позвонила в полицию.
Какая-то женщина ждала Соловьева всю ночь в его номере. В горле встал ком. Из той же газеты я узнала, что тендер все-таки достался ему.
Выдвигались предположения, что бизнесмен отправился отмечать победу с приятелями, по какой-то неясной причине оставил их, а сам ушел в неизвестном направлении и потом вот. Еле живой на пляже.
«Мы поедем к морю, Лера. Вместе».
У моря отец нашел меня и увез от него, а он сам едва не умер на пляже. Вот и строй после этого планы.
— Ты плачешь, — удивленно сказала мама. — Но вы так недолго были вместе.
Я кулаком вытерла слезы.
— Откуда, черт возьми, ты все знаешь?
— Частный детектив.
— Вместо того чтобы связаться со мной, ты наняла детектива?
— Разве ты стала бы говорить со мной? — удивилась мама. — Ответила бы на мои письма или звонки?
— Нет, — пришлось признать мне.
— Ну и вот. Я не могла просто вычеркнуть тебя из своей жизни, Лера. Найти тебя оказалось очень непросто, особенно после того, как в шестнадцать ты взяла девичью фамилию Тамары Алексеевны. После череды неудачных поисков я и велела искать не тебя, а ее. Так тебя и вычислили. Я знаю, что ты ходила к нему в офис, — мама кивнула на газету. — И что вместе поехали на конференцию, где тебя отец и встретил. У вас что -то было?
— Я люблю его, мама, — сказала я, поглаживая пальцем носилки на фотке.
Теперь признаваться было легко. Удивительно легко, когда стало лишком поздно. Он быстро нашел мне замену. Удивительно быстро.
Ногтем я подчеркнула ее имя, и мама тут же сказала:
— Когда-то это Хворостовская тоже работала на Соловьева. Потом пошла вверх по карьерной лестнице и сейчас она помощница твоего отца. Она с кем только не спала, Лера, чтобы добиться этой должности.
Решил прибиться к знакомой гавани после того, как прочел мое смс. Его можно понять. Но что произошло вчера?
Мои вчерашние кошмары... Я чувствовала его боль даже на расстоянии.
«....Состояние удовлетворительное, побои — средней тяжести. Скорей всего предприниматель пал жертвой мелких хулиганов, которые с концом летнего сезона теряют страх и, как дикие звери, нападают на людей без разбора», делал скорые выводы журналист и заканчивал статью.
Нужно было знать Соловьева, чтобы понять, что он не стал бы шататься пьяным, где ни попадя и уж точно не стал задирать уличную шпану, которой это пытались приписать.
Как мне хотелось быть рядом и узнать правду о том, что произошло.
Позвонили в дверь.
— Наверное, журналисты, — сказала мама, поднимаясь из-за стола. — Приведи себя в порядок, утри слезы и выходи к нам. Где этого Лазорева черти носят? Обещал же быть раньше телевизионщиков.
Натянув дежурную улыбку, она вышла из столовой.
Тогда же через вторые двери, ведущие от черного входа, охранник и водитель ввели моего отца. Он повис у них на руках. Сначала я решила, что он пьян, пока он не повернулся ко мне второй стороной своего лица. В углу рта запеклась кровь. Нос распух и из ноздрей торчала вата.
Он сел и сморщился.
— Ребро сломал, — сказал он, не здороваясь. — Решил прокатиться на лошади, а та взбрыкнула подо мной. Норовистая попалась.
— На лошади? — тупо повторила я.