Все эти три дня я пью. Очень похоже на то, что тем же я буду заниматься и весь остаток жизни. Без Леры даже у алкоголя нет вкуса. Я пью его как мертвую воду из сказки, потому что и так давно мертв.
Мужчины приходят и уходят, музыка становится все громче, официантки вдруг появляются с обнаженной грудью в коротких юбках, под которыми нет нижнего белья.
В какой-то момент понимаю, что мы с губернатором остались одни. Остальные либо уже поднялись в комнаты, либо разогреваются прямо тут на диванах. Только мы с ним без пары.
Лазорев тушит сигару в широкой пепельнице, которую тут же меняет расторопная официантка почти без одежды.
— Ну, отдыхай, Соловьев. Заслужил.
Лазорев встает и уходит, а на его место тут же присаживается та официантка. Одной рукой она поглаживает себе грудь, второй уже тянется к моей ширинке.
Я допиваю виски и отрываю от себя ее руки. Поднимаюсь и выхожу. Коридор здесь один. Всюду слышны ритмичные удары и ахи-вздохи.
Нахожу пустую комнату, иду прямо в ванную и долго умываю лицо холодной водой. Хочу открыть глаза и очутиться дома.
Собираюсь выйти, но слышу шаги и голоса в комнате. Нужно извиниться и быстро выйти вон, но я застываю, когда слышу голос Лазорева. Я честно думал, что губернатор ушел. Что этот развратный отдых не для него.
Лазорев возмущен. Он кипит от гнева. Девушка -администратор что-то мямлит. Лазорев не унимается, он не доволен девушками в особняке.
— Им всем не больше восемнадцати... — говорит чуть не плача администратор.
— Я просил вас найти мне моложе. Просил?
— Да.
— И где она?
— Но поймите. Это ведь. запрещено законом.
— Я здесь закон! Больше не буду связываться с вашей конторой. Не стоило и обещать того, чего не можете выполнить!
— Послушайте, простите.. Я попробую сейчас. Вам одну?
— Одну. Молодую. Девочку, — цедит Лазорев. — Неужели так сложно не подсовывать мне старух?
Администратор с лепетанием убегает, Лазорев остается. И теперь сбежать невозможно. Он снова курит. Администратор возвращается очень быстро, в комнате — топот ног. Видимо, привела девушек. Я стою за дверью ванной не дыша. В узкую щель все видно.
Лазорев обходит всех, задавая каждой один и тот же вопрос:
— Сколько тебе?
Он останавливает свой выбор на той, которой почти шестнадцать. Остальных выгоняет.
— Распусти волосы.
— Можно в туалет быстро? — детским голосом спрашивает девушка.
В ту же секунду я исчезаю за шторкой в ванне, а дверь распахивается. Аккуратно глядя в просвет между шторкой и стеной, вижу, как она садится на унитаз, выплевывает жевательную резинку и моет руки. У нее длинные русые волосы, на носу веснушки. Худая угловатая девочка-подросток, которая собирается переспать с мужчиной на сорок с лишним лет старше.
Хочется выскочить из своего убежища, схватить ее за руку и сказать — идем, я выведу тебя отсюда. Но я только смотрю и ничего не делаю. Она выключает свет и уходит. Девочка даже не напряглась из-за того, что в ванной, когда она вошла, свет уже горел. Садись передо мной, на колени.
Я медленно выбираюсь из ванны.
— Раскрой шире рот. Вот так, девочка.
Если я сейчас начну блевать, то спалюсь к чертям. Стискиваю зубы. Сначала нужно выбраться наружу. Встаю на унитаз и раскрываю прямоугольное окно. Шум моря усиливается, заглушает прерывистые команды из комнаты. Я не могу представить эту девчонку перед Лазоревым. Я вообще не понимаю, как может встать на девочку, которая ему в дочери годится.
Сердце заходится в груди. Одну не защитил и другую бросаешь. Грош тебе цена, Соловьев. Ты такой же мудак, как остальные. Растоптать и выбросить.
Закрываю окно, спускаюсь с унитаза и выбиваю дверь.
Лазорев намотал русую косу на кулак, его штаны спущены. Лицо девчонки кипенно -белое, из глаз бегут слезы. Он велит ей взять глубже, а та уже задыхается.
Бью его с разворота ногой, прямо в челюсть. Девчонка даже отползти не может, так и валится на пол, кашляя и давясь слезами. Потом кулаками, как безвольную грушу на тренировках с Генычем. Лазорев и сам напоминает грушу — обмяк, завалился на бок на полу, даже не пытается дать сдачи.
Не чувствую боли. Перед глазами кровавое марево. В какое -то багряное месиво превращается и лицо губернатора. Я не могу остановиться.
Спасенная девчонка верещит ультразвуком, виснет на мне, повторяя: «Не надо, не надо». Да как же не надо? А если не я, то кто еще тебе поможет? Какая ты была у него по счету и сколько еще будут до тебя?
Охрана появляется с запозданием, заправляя на ходу в штаны рубашки. Сами трахались, как будто на этом свет клином сошелся. Как будто есть удовольствие в том, чтобы обладать одной оболочкой.
Отступаю от охранников, но прибывшие на подмогу выворачивают руки и выводят в коридор. Всюду распахиваются двери. Высовываются помятые заплывшие лица. Кто -то с членами наголо. Мушкетеры хреновы.
При виде крови девчонки начинают вопить.
Меня держат сзади, пока один целенаправленно избивает ногами. По-прежнему не чувствую боли. Может быть, она придет потом. Сейчас мне кажется, что никакая боль не сравнится с тем, что я пережил за это время без Леры.
Сплевываю кровь и падаю на колени. Удары продолжают сыпаться.