Вот он и на 7-й. Через пять миль, если не произойдет что-либо экстраординарное, покажется ферма Рулина, где мать покупала яйца и овощи. А еще через две мили должна быть Уитчем-род, переходящая в Уитчем-стрит (Боже, дай мне сил. Аминь!). Он должен проехать мимо участков Бауэрса и Хэнлона. Через милю от усадьбы Хэнлонов он увидит гладь Кендаскейга и его ядовито-зеленую пойму. Низина, по неизвестным причинам именуемая «Барренс».
«Не знаю, как мы встретимся, — думал Ричи. — Будем справедливы: не знаю, хватит ли у меня сил».
Вся предыдущая его ночь была пропитана тревожной лихорадкой возврата в прошлое. Отмеряя милю за милей, он грезил. Лишь после дорожного указателя это прошло: грезы обретали реальные очертания. Дерри стал очевидностью.
Казалось, поток воспоминаний неудержим; он сводил с ума. Ричи сжал губы и сцепил кисти, будто из боязни быть унесенным в воронку памяти. Но боязнь действительно была: он боялся того, что скоро может случиться. Все его существо сопротивлялось, охваченное тревогой за будущее, и лишь из потаенного уголка сознания что-то с сумасшедшинкой нашептывало: «будь что будет». Он…
На этот раз мысли прервал выбежавший на дорогу лось. Ричи явственно слышал стук копыт по бетону.
Он затаил дыхание и тупо уставился на лося, будто видел такое впервые. Вот уж поистине ради этого стоило выбраться в родные места.
Это была самка («самка, лосиха» — тупо долбил пожелавший остаться неизвестным Голос в голове Ричи). Выйдя из леса, она чуть задержалась на середине дороги — прямо на разделительной полосе. Темные глаза внимательно ощупали Ричи Тозье — с интересом, но без страха.
И он воззрился на самку как на своего рода предзнаменование, всецело погруженный в свои воспоминания. Его память в тот момент совершенно неожиданно вытолкнула из своих глубин мистера Нелла. Ну и задал же он жару им, не врубившимся с ходу в ситуацию после страшных рассказов Билла, Эдди и Бена! С каким трудом они тогда возвращались к действительности…
И вот, глядя на лосиху, Ричи задышал наконец полной грудью и заговорил (привычное дело) — впервые за двадцать пять лет — голосом ирландского копа, вклинившегося в их компанию в тот памятный день. Голос Ричи разорвал утреннюю тишину неожиданно громко даже для самого Ричи: «Мать пресвятая Богородица, какие тут девахи разгуливают! Бо-о-о-же праведный! Не забыть рассказать, как приеду, отцу О’Стэггеру».